Четвертый Рим
Шрифт:
Луций осмотрелся. Он сидел в самой обычной комнате в глубоком мягком кресле за полированным столом, на котором попыхивал самовар с заварным чайником на нем. Напротив в высокой горке с хрустальными стеклами сияли серебряные блюда и кубки. Пламенели иконы в ярких лучах люстры цветного стекла. Рядом с окном на тумбочке стоял телевизор с плетением антенн вокруг него. До того как юноша очнулся, монах, видимо, просматривал какие-то передачи, потому что в руках он вертел пульт управления, а на экране метались и падали человеческие фигурки. Луций вспомнил мистерию, в которой участвовал, и сердце его сжалось от беспричинной тоски. Жаль ему было просыпаться, и все казалось, что он не доделал во сне чего-то необычайно важного, но и полной уверенности,
— Мысль все разгромить, конечно, чисто русская и не новая, — произнес спокойный, уверенный голос за плечом юноши.
Повернувшись, Луций встретился взглядом с удивительно синими глазами отца Климента, яркость которых могла соперничать со сверкающими очами святых на стене.
— Прежде чем рушить этот храм непотребства, не худо бы узнать, как он возник и кто его сделал таким. Луций, наверно, лучше нас с тобой, мой друг, постиг, что за идеи стояли в основе создания клуба. Как ты считаешь, Луций, чем уничтожать, может быть, стоит подумать о переделке? Вот у нынешнего моего собрата иное мнение.
— Вы, отец Климент, схоласт, — довольно невежливо пробурчал Иезуит. — Вы вещаете о победе добра, но само по себе зло не исчезнет, наоборот, сегодня зло побеждает, и его-то должно уничтожить, чтобы расчистить путь добру. Зло сидит в каждом из нас, и чтобы уничтожить его абсолютно, надо стереть с лица земли весь мир. Правда, вы так не думаете, но и со злом тягаться не советуете. Тогда я вас спрошу: хотите вы маленький мирок под названием Римский клуб уничтожить тотально или выборочно, или перестроить его, не уничтожая? И отдаете ли вы себе отчет о каждом пути и о тех последствиях, которое принесет не уничтоженное зло. В настоящее время Римский клуб — это ящик Пандоры, из которого зараза грозит перекинуться на весь мир.
— Я никогда не верил в возможность построения Царства Божия на смерти, но и воспрепятствовать вам я не в силах, ибо множится зло на земле нашей.
Юноша отметил про себя, что отец Климент всячески избегал называть монаха по имени. Тот же сам так и не представился.
— Ради авторитета христианской нашей церкви мы не можем спокойно смотреть, как антихрист пытается завладеть Россией! — решительно продолжал Иезуит. — Сейчас псевдохристиане во главе мятежа, который залил кровью Питер и выплеснулся на улицы Москвы.
— Бывает, что великие империи рушатся от незначительного толчка, — все также задумчиво констатировал отец Климент.
— Я зову людей, — сказал монах обрадованно, — хотя их мало. С начала мятежа все входы в Римский клуб взяты под контроль. Но и внутренние войска клуба, за исключением небольшой охраны, выведены на улицы, и мы воспользуемся этим.
— Ты, конечно, с нами, — обратился Иезуит к юноше. — Впрочем, тебе деваться некуда. Ни выйти отсюда, ни брата вызволить ты в одиночку не сможешь. Тем более что нас, как беглецов, уже, наверное, хватились.
— Вы учили меня, — сказал Луций, с укоризной глядя на бритое равнодушное лицо священника, — что вознесение человечества совершится тогда, когда каждый человек сможет воспроизвести в себе Христа. Обряд, который я прошел вместе с ним, — он кивнул в сторону монаха, — сделал меня посвященным. Разве я не должен теперь начать новую жизнь?
— Как посвященный, ты должен бороться со злом во всех его обличьях, — обронил Иезуит, — и не тебе, овце, спорить с пастырями твоими. Посмотри, что творится на улицах Москвы, — ткнул он, не глядя, мощной рукой в экран телевизора.
Юноша уставился в экран, а Иезуит проговорил через его голову, словно того и не было, отцу Клименту:
— Далек еще твой ученик от истинного понимания Бога!
3. ДОРОГА
О пользе чтения газет никто Лине не рассказывал. И напрасно. Потому что не было в этот месяц в Москве ни одной газеты как левого, так и правого направлений, которая не предсказывала бы в конце августа военный переворот. Узнав о том, что Луций пленен в Римском клубе, Лина решилась освободить его. Оскорбленная невниманием девочка окончательно запретила себе думать о юноше, когда принесенное кем-то из друзей отца известие списало и злобу, и обиду. С раскаянием вспоминала она несправедливые мысли и даже равнодушие к судьбе Луция. Алексей, человек более чем авторитетный в некоторых кругах, долго сопротивлялся желанию дочки проникнуть в запретный Римский клуб, но уяснив, что девочку не переспорить, махнул рукой и отдал ей трех бойцов из личной своей охраны. Сам он, конечно, тоже не читал никаких газет, но и без этого знал все, что ему нужно по нынешней жизни. Впрочем, если бы не внезапный отъезд в Крым на похороны одного из закадычных дружков, конечно, никогда бы он не разрешил Лине выходить из хорошо укрепленного загородного особнячка.
Однако в отсутствие Алексея связанные приказом бойцы не могли сопротивляться желанию дочери босса, и хоть знали, что в городе неспокойно, все же плохо себе представляли истинные размеры политической бури. Они выехали рано утром на двух автомашинах: специальном "ниссане" с усиленной до состояния брони обшивкой кузова и замыкающей "вольвой", в которой за рулем сидел Линин дядюшка, а девочка притулилась рядом.
Уже на первой дясятикилометровке трассы после Солнечногорска получили они предупреждение, которое должно было бы остановить их. Прямо по встречной полосе параллельно их курсу, лязгая гусеницами, шли танки. Увидев впереди танковую колонну, водитель "ниссана" из осторожности снизил скорость и так шел в отдалении за потоком бронетехники. Редкие встречные машины, в основном легковые, сворачивали на обочину и останавливались, пропуская мимо себя стальные утюги. Лишь зеленая "Волга" не затормозила, как остальные, а продолжала движение, справедливо полагая, что танки удовлетворятся асфальтированной частью трассы. Она приближалась к путешественникам, и оставалось ей миновать всего два танка, когда один из танкистов вдруг резко бросил машину на обочину. При столкновении танк подмял под себя "Волгу' и проехал по ней, скребя гусеницами по железу.
Лина отчетливо видела водителя, который пытался открыть свою дверь, и за ним в глубине автомобиля женщину и девочку, свою ровесницу. Мать и девочка бросились друг другу в объятия, в то время как гусеницы давили крышу у них над головой. Крыша провалилась, и громада танка прикрыла рвущееся под гусеницами месиво из стекла, человеческого мяса и железных обломков. По инерции "вольва" прокатила несколько десятков метров и остановилась. Лина выскочила из машины. Ее рвало прямо на дорогу, а лицо девочки, испуганно прячущей тело в объятиях матери, казалось, навсегда застыло перед глазами. Остановился и "ниссан", далеко пропустив вперед танковую колонну. Трое бойцов вышли из нее и тактично подождали, пока Лина не придет в себя. Дядька молча протянул ей стакан с водой. Она сполоснула рот, потом лицо и, боясь оглядываться, села в машину.
— У него, суки, чистого пространства и слева и справа было по пять метров, — зло сказал высокий плечистый Паша, бывший чемпион Москвы по кикбоксингу.
— Так пьяные они в жопу, — рассудил старший, толстый с загорелым лицом "авторитет" по кличке "Клюв".
— В город едут царя свергать, как сто лет назад, — добавил, подумав, Линин дядя. — А чего, братва, не повернуть ли нам назад, пока и нам дыхалку не перехватили. Что мы против регулярной армии?
Клюв его не поддержал.
— Слышь, дед, ты чего такой застенчивый. Нам отец родной сказал слушать дочку, как самого себя, а ты здесь только родственник. Если в городе в самом деле трам-тарарам, то лучше времени нету, чем ее, — кивнул он на Лину, — доставить в этот самый знаменитый клуб, оставить тебя в качестве охраны и пощупать двойку-тройку музеев. Ментовские ксивы я на всякий случай с собой прихватил.