Четыре брода
Шрифт:
— Сказать можно только одно: эту технику надо усовершенствовать.
— Но как? — Чигирин даже поднялся с чурбана, на котором сидел. — Нет у нас ни грамма взрывчатки.
— Может, где-нибудь поблизости видели невзорвавшуюся авиабомбу?
— Такое лихо найдется! — обрадовался Чигирин. — Одна под самой дубравой хвост показывает. Только как ты доберешься до ее внутренностей?
— Это дело немудрое: вывернем капсюль-детонатор, обшивку разгрызем зубилом, и тогда можно спокойно резать тол для самодельной мины.
—
— И такое может быть. Все в руках божьих, — усмехнулся Данило.
— Он еще и посмеивается, — и Чигирин вытер рукой лицо. — Даже в жар бросило. Наша техника была очень отсталой, а твоя страшная.
— Пока другой не имеем.
— Вот и думай, думай, как переплыть Дунай, — тряхнул седыми кудрями Сагайдак и словно с сожалением посмотрел на Данила. — Уже будто и запахло взрывчаткой. А где теперь достать детонаторы?
— Чего не знаю, того не знаю. Правда, у меня случайно сохранилась одна запальная трубка, самодельная.
— Как это самодельная? — оживился Сагайдак.
— Мы так делали у себя: в детонатор вставляли кусок бикфордова шнура, для надежности зажимали плоскогубцами, потом к бикфордову шнуру еще привязывали кусочек пенькового. Вот и поглядите, — и Данило вынул из торбочки запальную трубку.
Сагайдак взял ее так, будто это была драгоценность, пристально осмотрел ее, покрутил в руках и вернул Данилу.
— Что ж, помогай, доля, да защити от недоли. Спасибо, хоть это добро завалялось. Голодный?
— Нет.
— Тогда сразу же за авиабомбой!
— Может, хоть позавтракаем? Как же натощак ехать? — возмутился Чигирин.
— Легче будет коням и колесам.
— Ну, Тарас Бульба! Если ехать, так ехать! Что, Данило Максимович, надо брать с собой?
— Добрых коней, лопаты, веревки, плоскогубцы, напильник, зубило и молоток. Кажется, все, — обрадовался Данило, что сразу же для него нашлась партизанская работа. Хотя, если подумать, невелика эта радость — возиться с бомбой. И как об этом сказать Мирославе? Оно бы лучше не говорить о таком, зачем вызывать тревогу и слезы? А если случится с ним непоправимое? Может, сегодня и дыма не останется от тебя… И жаль стало вдруг белого света, своей жизни.
Он нашел Мирославу возле девичьей землянки. «Как, милый?» — не голосом — глазами спросила и потянулась к нему.
— Все хорошо. Уже и дело есть.
Мирослава грустно посмотрела на него:
— Нелегкое?
— Чтобы очень, так не очень… — «Все-таки нашел, как сказать», — и рукой бережно коснулся ее стана.
Но Мирослава что-то почувствовала, и голос ее стал по-матерински низким, как в час их первого прощания:
— Береги себя, Данилко, береги…
— Постараюсь, — с беззаботным видом ответил Данило. — Как потяжелели твои волосы.
— Потому что выпала роса, — покачала головой Мирослава. — Роса войны.
Данило
— Вот так они и говорили о любви…
По самый стабилизатор вошла в землю та бомба, которой целились в дорогу. Упала она недалеко от нее, возле дубравы. Данило и близнецы покружили возле бомбы и взялись за лопаты. Чернозем с травой полетел во все стороны, обнажая металлическое тело.
— Тучная у нас свинка, — пошлепал рукой бомбу Василь.
— Летела она вниз, а не полетим ли теперь с нею вверх? — шутит Роман и пристально смотрит на Данила.
А разве он знает, что будет потом? Однако успокаивает хлопцев:
— От ее начинки полетят в преисподнюю враги, — и приникает ухом к обшивке.
— Что ж она может сказать?
— Многое может сказать, если в ней лежит чертова машинка.
Василь бледнеет, а Роман улыбается. С чего бы?
Когда бомбу сообща повернули набок, Данило отогнал подальше от ямы близнецов, а сам примостился возле нее и принялся вывинчивать капсюль-детонатор. В ход пошли напильник и плоскогубцы. Обезвредить бомбу удалось быстрее, чем ожидали, и он начал заарканивать ее веревками. Затем Данило выскочил из ямы, кликнул близнецов, чтобы привели коней. Братья подъехали на своих красногривых, осадили их назад, к бомбе, и проворно начали крепить веревки, что тянулись от бомбы до валька. Ретивые кони выхватили смертоносный груз и, перекатывая его по траве, потащили в лес. На поляне бомбу освободили от веревок. Данило подошел к возу, на котором сидели Сагайдак и Чигирин, взял из сундучка молоток, зубило и сказал:
— А теперь на всякий случай отъезжайте подальше от нашей игрушки.
— Только осторожнее, хлопче, — умоляюще посмотрел на него Чигирин.
— Буду стараться.
Данило подошел к близнецам, которые уже уселись на бомбе, словно на бревне, и курили самодельные цигарки.
— И вы, хлопцы, подальше от этой беды.
— Как это подальше? — удивился Роман. — А кто же у вас будет молотобойцем?
— Я, — коротко ответил Данило.
— Но для чего вам столько славы? Примите меня хоть поденщиком к ней, — и в улыбке показал все зубы.
— Иди, Роман, не морочь голову.
— Вот уж такого никогда не ожидал от вас. Пойду жаловаться Мирославе.
Когда близнецы отошли к возу, где сидели Сагайдак и Чигирин, Данило приложил зубило к бомбе, чтобы разрубить се поперек, и слегка ударил молотком. Зубило скользнуло, а на железе остался шрам. «Молчишь?» — прислушался к бомбе. Еще удар, еще сильнее — и зубило пробивает металлическую обшивку. Неуверенная улыбка пробежала по его лицу. Теперь легче было распарывать одежду бомбы, увереннее действовали и молоток, и зубило, а крошки тола начали высыпаться на траву. Вот что им сейчас дороже золота! За работой Данило не заметил, как к нему подошли Сагайдак, Чигирин и близнецы.