Четыре брода
Шрифт:
— Прочь отсюда, Петро, — будто сердится девушка и поправляет в волосах веточку жасмина. — Дай мне хоть миску выбрать.
— Зачем тебе ее выбирать? Давай закупим все до одной, да и поедем в мою хату.
— О, уже и поедем! Какой нетерпеливый, — смущается девушка и обеими руками отталкивает настырного ухажера, да погодя смягчается: — А что же мы со всеми мисками делать будем?
— Расставим в два ряда от ворот до дверей, чтобы никто не заблудился по дороге к нам, — не долго
Пускает улыбку в усы и Лаврин, не сводя взгляда с юноши.
— А у тебя хватит денег на все миски? — шутливо спрашивает девушка Петра.
— Пожалуй, нет, — не унывает парубок.
И тогда в разговор вмешивается Лаврин:
— А ты, хлопче, на ярмарку пешком пришел или подводой приехал?
— А что? — удивляется парубок.
— Не «а что», а говори, когда старшие спрашивают.
— Подводой, — переглядывается парень с девушкой и пожимает плечами.
— Так подгони сюда воз, я вам на новое хозяйство уложу и мисок, и горшков, и кринок, и макитр. Принимай, человече, задаток. — И Лаврин бросает гончару кошелек.
— Вот диво! — растерялся парубок. — Кто же вы, дядько, будете?
— Старый друг твоего отца. Он тебе случайно не рассказывал о пулеметчике Лаврине?
— Так это вы Лаврин Гримич, что моего отца в гражданскую спасли?! — вскрикнул хлопец.
— Собственной персоной, — посмеивается Лаврин, а парубок бросается ему в объятия.
— Ой, дядько Лаврин, почему же вы так долго у нас не были?
— А ты разве теперь бываешь дома по вечерам? — смеется Лаврин и глядит на дивчину, что зарделась, как калина. И откуда она, эта краса, берется?
А тем временем, обойдя щетинников, Магазанник останавливается возле Олены и похотливым взглядом ловит ее темно-вишневые полные губы, которые, наверное, хорошо знают вкус поцелуев. Есть же у чертова Лаврина такая роскошь! Женщина, наверное, угадывает Магазанниковы мысли, но не сердится, а насмешливо оценивает его лицо.
— Олена, чего это твой золотистый так хорохорится да ерепенится, будто сам сребро-злато производит? Что, он с тобой еще до ярмарки не поладил или у него деньги дармовые?
Олена оглядывает лесника бархатом очей и презрительно отмахивается от него красивым, отороченным вышивкой рукавом:
— Зачем вам все знать?
Да Магазанник не отстает и язвительно спрашивает:
— А может, Лаврин раскопал в кургане клад?
— Отгадали: наконец-таки раскопал, — неожиданно отвечает Олена.
— Это где же? — оторопел Магазанник.
— В степи, возле казацкого брода.
— Возле казацкого брода? — переспрашивает, тревожась, Магазанник. — И что же там было? Глиняные черепки? Или и золото блеснуло?
—
— Ты смотри! И что вы с ними сделали? — переходит на полушепот лесник.
Олена так взглянула на Магазанника, будто он с луны свалился:
— Что же нам делать с ними? Полюбовались со всех сторон, я даже к шее примерила их, а потом завернула в тряпочку и… спрятала в сундук.
У Магазанника даже дух перехватило. Он туда-сюда бросил вороватый взгляд и снова полушепотом спросил:
— Олена, а вы по сходной цене не продадите мне то золото?
Женщина хотела тоже перейти на шепот, но не выдержала игры, засмеялась.
— Ты чего? — непонимающе глянул на нее Магазанник. — А?
— Да нет никакого золота у нас, — отмахивалась рукой от лесника. — Отнесли его в музей. Уж радости там было! А вам бы сразу покупать-продавать, — и на полных губах молодицы, что так и влекли к себе усачей, появляется насмешка.
— Выходит, для музея накопали добра? — растерялся лесник: вишь как высмеяли его! И кто? Погодя он уже спокойно спрашивает: — А ты не знаешь, почему это Лаврин передо мной на дыбы встает? Разве он не пользовался моей подмогой в лесу? Или мои пчелы обленились и худший взяток дают? Может, ты уймешь, его?
— И не подумаю.
— Почему же?
— Лаврин не суется к моим курам, а я к его чесноку и табаку. Пусть делает, как сам хочет. Он у меня всему голова.
Магазанник удивленно поглядел на женщину, на свежую голубизну вышивки, под которой покоем лета, покоем материнства дышала высокая грудь.
— Потворствуешь ты ему, потворствуешь. За ним по пятам надо ходить, а то на другую засмотрится.
— А у него глаз не злой, пусть и посмотрит на кого-нибудь, — нисколечко не унывает Олена.
— Кадки и кадушки — покупайте, молодушки, — подал голос старый бондарь, у которого чуприна, усы и борода закрыли все лицо.
— Бабы кохани, продавайте онучи драни! — затараторил франтоватый, вертлявый тряпичник, у которого было сальное и в глазах, и в присказках…
— Так вот без мороки и сбыли бы всю вашу цибулю и чеснок… — не отстает Магазанник.
— И вы бы повезли в Сибирь? — перебила женщина.
— А что ж в этом плохого? Надо же помогать людям.
— Помогать, но не обдирать. Идите уж лучше к другим. — Олена гонит прочь от себя лесника и поднимает глаза на ветряки.
Так что ты скажешь на это? Уже и у Лавриновой жены прорезывается идейность! Магазаннику, оставшемуся ни с чем, надо было бы насупиться, но он делает вид, что не заметил насмешки, и даже кривит на губах улыбку: