Четыре дня Маарьи
Шрифт:
Да, это было совсем не похоже на то топтание под музыку на месте, как мы обычно танцевали на школьных вечерах. Тут все оказались почти одинаково неповоротливыми. Это выглядело забавно, и никто не чувствовал неловкости. В нашем классе наверняка никто — кроме Сирье, разумеется — не знал, как танцуют венгерку, падеспань и тому подобное. Видимо, и в других классах и в других школах тоже. И организовать здесь, в дружине, изучение бальных танцев было, по-моему, прекрасной затеей. Все увлеклись, старались поскорее освоить основные па и перейти к более сложным. Даже Тийт азартно скакал в краковяке. Если бы мои пальцы на ногах не сохранили со школьных вечеров память о подошвах Тийта — я бы сочла
Стийна рассмеялась, и им пришлось остановиться.
Вскоре наступил перерыв между танцами, и тогда Стийна явно застеснялась того, что минуту-другую назад так радовалась движению и поддалась общему веселому настроению. Аэт что-то шепнула ей на ухо, Стийна послушно встала и вышла вместе с нею из зала, не взглянув на остающихся.
Теэт тотчас же нашел себе другую партнершу, и я за это рассердилась на него: мог бы сходить за Стийной и привести ее обратно в зал. Она бы пришла, если хорошенько попросить! Сама я не решилась идти искать Стийну — не хотелось натолкнуться на ледяную стену взглядов подружек, как давеча…
Во время танцев мое настроение становилось все лучше — голова чуть-чуть кружилась, как от запаха хвои на новогоднем вечере, ноги двигались как бы сами собой. Что бы там ни было — я хочу танцевать, я умею танцевать, я люблю всех людей, а дома у меня письмо от Мярта, и жизнь прекрасна! И чего не умею, тому научусь, и что хочу, то и буду делать, и меньше чем через месяц мне исполнится шестнадцать, и тогда я получу паспорт, и вообще все ужасно здорово!
Потом танцевали "семейный вальс", в котором пары располагаются по кругу, и сначала каждая пара восемь тактов танцует обычный вальс, потом все, взявшись за руку, пританцовывают четыре такта на месте, потом четыре такта хлопают в ладоши, после чего дама переходит к соседнему кавалеру, и все повторяется. Когда дошла моя очередь танцевать в паре с Каарелом, он спросил, смеясь:
- Ну, куда же девалось твое одиночество?
- Стоит ли верить словам ребенка! — отшутилась я.
- Ну вот видишь! — сказал Каарел, отпустил меня, и все захлопали в ладоши и запели старинную шуточную припевку:
Хотел старик сру-у-бить сто-лет-ний дуб,Ворчал: "Я так сам ис-пус-тить мо-гу и дух!И вдруг у меня в памяти возникло на мгновение ворчливое лицо Меэритс и ее голос: "Маарья, вы не в деревне!"
"А вот и в деревне!" — могла бы я ответить сейчас. Но тут внезапно я подумала, что ведь мы и сами ничего не предприняли для того, чтобы улучшить отношения с классной руководительницей: все только кривлялись и острили, а никто даже не попытался поговорить с нею по душам, всерьез. Честное слово, я бы никогда в жизни не догадалась, что, может быть, Меэритс ждала с нашей стороны попытки к сближению! Некоторые люди уж такие. Бывает, никак не разведешь огонь в печи, но уж если загорится, то горит по-настоящему.
"Надо будет попробовать!" — решила я.
И мне сделалось еще веселей. И когда следующий партнер по "семейному вальсу", Тийт, попытался поднять меня в воздух, я сама распахнула крылья и взлетела. К самому небу в звездах! Сделала плавный круг и снова очутилась в старинном зале, на паркетном полу, где все танцевали и пели хором:
Если лучше хо-зя-ин не ста-нет кор-мить,ра-бо-ты столь тяжкой не пе-ре-жить!"Тетя подошла к двери, чтобы взглянуть на веселье "детишек".
Каарел заметил ее и, не слушая ее возражений, вытащил тетушку на середину зала… И… Вот это да! Тетя Мария танцевала великолепно, как примадонна! Она перетанцевала нескольких кавалеров, прежде чем выбралась из круга, села на скамью, махнула рукой и сказала, отдуваясь:
- Ох, ну что вы хотите от старого человека…
Сейчас, в машине, глядя на ссутулившуюся спину тети, я сделала открытие всемирного значения: ведь она когда-то тоже была шестнадцатилетней и любила танцевать, и, наверное, тогда ее волновала не взаимосвязь между ежами и клещами, а совсем другие проблемы…
Тетя как раз втолковывала директору совхоза, что ежи и есть самые опасные переносчики клещей, потому что из-за своих иголок они не могут ни как следует почесаться, ни почиститься. Директор методично кивал, то ли соглашался, то ли думал о чем-то своем.
Мы уже ехали мимо песчаных холмов — в одном из них была спрятана шариковая ручка Стийны с нашей клятвой. И тут мы с ней обменялись быстрым взглядом. И Стийна улыбнулась! Я боялась, что она начнет рассказывать Аэт о нашей клятве, но Стийна молчала и с серьезным видом смотрела в окошко. Когда мы подъехали к тому месту, откуда вела дорожка к дому Стийны, она сказала вдруг неожиданно громко:
- Остановитесь, пожалуйста!
- Неотложные дела? — деликатно спросила тетя.
- Да, — ответила Стийна.
- Здесь живут родители Стийны, — пояснила я.
- Но ты же собиралась ехать в город? — изумилась Аэт.
- Нет, — прошептала Стийна и вылезла из машины. — Прощайте!
Она захлопнула было дверцу, но тут же открыла ее снова.
- Большое спасибо!
- Держись! — смогла лишь сказать я.
Стийна кивнула, закрыла дверцу машины и, не оглядываясь, пошла по дороге, ведущей к ее родному дому.
- Но разве у Стийны не было сумки? — удивилась тетя.
Директор пошел к багажнику и открыл его, я тоже выскочила из машины и взяла сумку Стийны.
Стийна стояла у обочины.
- Спасибо! — поблагодарила она.
- Слушай, не сердись, что там я над Раулем… — попыталась я извиниться.
- Не переживай за меня, — Стийна усмехнулась. — Я скоро тебе напишу!
Я побежала, вскочила в машину и радостно крикнула:
- Пожалуйста, домой, товарищ директор!
Тетя бросила на меня недовольный взгляд, директор улыбнулся и дал газу. Но несмотря на это, последние километры по Таллинскому шоссе тянулись медленно. Казалось, что бегом добежать гораздо быстрее. Я взглянула на спидометр — стрелка показывала 80.