Четыре голубки
Шрифт:
— Предательское побережье, — протянул Сент-Джон Питер. — Вероломное! Вы не затащите меня в лодку, ни в маленькую, ни в большую. Это же всё равно что плавать между зубами аллигатора!
— А мы постоянно выходим рыбачить, — заявила Демельза. — Главное — следить за погодой. Рыбаки ведь выходят в море, и ничего. Ну почти всегда.
— Было бы неплохо устроить завтра небольшое приключение, если день будет хорошим, — предложила миссис Говер. — До Хелфорда не так уж далеко, детям наверняка понравится. Ты не мог бы отложить отъезд, Хью?
— Увы, в четверг я должен быть в Портсмуте.
—
— Если этим неприветливым летом погода наконец-то наладится, привозите детей в Нампару, миссис Говер. От моей бухты до Тюленьей пещеры всего двадцать минут, и вряд ли они будут разочарованы.
Демельза удивленно взглянула на Росса. Для человека, который не хотел приезжать, это был неожиданно дружеский жест. Она не знала, что эта перемена настроения от раздражения и ревности до уверенности проистекала от взгляда на нее и сопровождалась порывом успокоить собственную совесть.
— И приглашаем вас остаться у нас на ночь, — поспешно добавила она.
— Это было бы замечательно! Но... Возможно, стоит подождать возвращения Хью.
Армитадж покачал головой.
— Мне было бы чрезвычайно приятно, но вероятно, я не вернусь в Англию еще года два.
— Черт побери, — сказал Сент-Джон Питер, — найдутся занятия и поинтересней, чем выходить в море на мерзкой лодчонке и глазеть на водных млекопитающих с усами. Но каждому свое.
Они спустились вниз, выпили чаю, потанцевали, потом поболтали и снова потанцевали. Демельза выпила слишком много портвейна и почувствовала себя свободней в доме аристократа, чем могла бы осмелиться. Зная свое пристрастие к этому напитку, она удерживалась от него, пока не подросла Клоуэнс, но сегодня сделала себе поблажку, и причина этому была эмоциональной, чуть ли не мазохистской. Хью Армитадж видел в ней безупречную женщину, создание из греческих мифов, идеал без изъяна, и ради его же блага стоило лишить его иллюзий. Несмотря на уверения, что он знал многих женщин и видит их недостатки, Хью упрямо отказывался видеть недостатки в ней. И потому, как бы ни печально было вести себя подобным образом, поскольку Демельза заботилась о своем реноме, пусть даже и фальшивом, ей пришлось показать, что она ничем не отличается от других.
В особенности это было необходимо, потому что Хью уезжал. Демельза искренне ценила его дружбу и хотела сохранить ее, как теплое воспоминание, и когда они снова встретятся через два года, то смогут возобновить ее. Теплые отношения — вот что правильно. Даже восхищение, да поможет ему Бог, если он чувствует именно это. Но не иллюзии, не обожание, не любовь. Он не должен уезжать в таком восторженном и затуманенном состоянии ума.
В спальне той ночью Демельзу внезапно охватило уныние, когда она сидела на краю кровати, снимая чулки и размышляя о своем хладнокровном решении. Росс заметил, что с ней происходит что-то необычное.
— Тебе нехорошо, дорогая? — спросил он.
— Нет.
— Ты слишком увлеклась портвейном... Ты давно уже не пила его для храбрости.
— Это было не для храбрости.
— Да. Мне кажется, я понимаю.
—
— Ну так расскажи.
— Не могу.
Росс сел рядом с ней на кровать и обнял за плечи. Демельза уткнулась в него головой.
— Ох, Росс, мне так грустно.
— Из-за него?
— Мне хочется раздвоиться.
— Расскажи.
— Одна была бы любящей женой, которой мне всегда хотелось быть, которой всегда следовало быть. И матерью. Довольной-предовольной... Но только на один день...
Она надолго замолчала.
— А на другой тебе хотелось быть стать его возлюбленной.
— Нет. Вовсе нет. Но мне хотелось бы стать другим человеком, не Демельзой Полдарк, кем-то новым, кто мог бы ответить ему взаимностью и сделать счастливым, хоть на один день... Кто смеялся бы с ним, разговаривал, флиртовал, гулял, катался верхом, плавал, не чувствуя при этом, что я предаю человека, которого искренне и беззаветно люблю.
— И думаешь, ему было бы этого достаточно?
Демельза покачала головой.
— Не знаю. Вряд ли.
— И я так думаю. А ты уверена, что тебе бы этого хотелось?
— О да!
Свеча оказалась дрянной, от нее поднимался черный, как из шахты, дым. Но ни один из них не пошевелился, чтобы ее потушить.
— В твоих чувствах нет ничего странного, — сказал Росс.
— Разве?
— Да. Такое случается в жизни. Особенно с теми людьми, которые полюбили рано и любили долго.
— Почему именно с ними?
— Потому что другие сначала ужинали за разными столами. И не считают, что верность и любовь должны идти рука об руку. И тогда...
— Но я не хочу быть неверной! И не хочу любить еще кого-то! Всё совсем не так. Я хочу дать другому мужчине лишь немного счастья, поделиться своим, возможно... И не могу... Это больно.
— Успокойся, милая. Мне тоже больно.
— Правда, Росс? Прости.
— Что ж, ты впервые смотришь на другого мужчину теми же глазами, что и на меня.
Демельза расплакалась.
Росс молчал, радуясь тому, что она рядом, что делится с ним мыслями и чувствами.
Демельза вытащила из рукава носовой платок и отодвинулась от Росса.
— Вот дьявол! — выругалась она. — Это просто портвейн выходит.
— Ни разу не слышал о женщине, которая выпила бы столько портвейна, чтобы он полился у нее из глаз.
Демельза приглушенно хихикнула и икнула.
— Не смейся надо мной, Росс. Нечестно смеяться надо мной, когда у меня такие проблемы.
— Больше не буду. Обещаю.
— Это неправда. И ты прекрасно знаешь.
— Обещаю смеяться над тобой в два раза реже, чем ты смеешься надо мной.
— Но это совсем не то же самое.
— Нет, любимая. — Росс нежно ее поцеловал. — Не то же самое.
— И к тому же я обещала завтра утром встать в шесть, чтобы с ним попрощаться.
— Значит, тебе придется.
— Росс, ты так добр ко мне и так терпелив.
— Я знаю.
Она укусила Росса за руку.
Тот погладил укушенный палец.
— Думаешь, я слишком удовлетворен ролью мужа и защитника? Это не так. Мы оба ходим по канату. Может, мне просто тебя как следует отшлепать?
— Может, именно это мне и нужно, — призналась она.