Четыре королевы
Шрифт:
На берегу они обнаружили доказательства тщательной подготовки короля к экспедиции. Бочки с вином, закупленным для похода, громоздились в чистом поле в таких количествах, что «издали походили на большие амбары», — рассказывал Жуанвиль, чей отряд рыцарей высадился вскоре после прибытия короля. Кроме того, «пшеница и ячмень лежали насыпью, как большие курганы… их так долго поливал дождь, что зерна проросли и потому на первый взгляд казалось, будто это холмы, поросшие травой. Однако, когда настало время перевезти зерно в Египет, верхний слой зелени сняли, а под ним пшеница и ячмень оказались свежими, словно их только что сжали». Зрелище этих гор провианта утешало; оно свидетельствовало о предусмотрительности вождя и укрепляло надежду
Королевский кортеж проследовал в столицу острова Никосию и немедленно занял дворец и все лучшие дома в городе, чтобы дождаться остальных кораблей. По-видимому, о намерениях Людовика уже знали повсюду на тогдашнем Востоке, так как вскоре после того, как он обосновался на Кипре, к нему явилось посольство от правителя монголов (или «тартаров», как их именовали в Европе). Послы сообщили, что монголы также заинтересованы в нападении на мусульманские земли, и было бы неплохо объединить их силы с французскими, чтобы нанести врагам совместный удар. Тартары предложили помочь Людовику взять Иерусалим — то, что его привлекало больше всего. Послы вели себя чрезвычайно дружелюбно и заботливо. Они даже намекнули, что их соплеменники могут пойти на обращение в христианство.
Хотя Людовик понимал, что имеет дело с теми же беспощадными варварами, которые недавно захватили и опустошили Венгрию, устоять перед соблазном обращения тартаров в христианство он не смог. Представители монголов были приняты как почетные гости, и когда они собрались в обратный путь, король направил с ними своих эмиссаров к «королю Тартарии», чтобы обсудить это предложение. Стремясь подчеркнуть свое благоволение, он отправил ему в подарок чрезвычайно дорогой шатер, который мог служить походной часовней. Он был сделан из алого полотна и украшен фигурками Девы Марии, младенца Иисуса и апостолов.
Разумеется, крестовый поход прошел бы совершенно иначе, и объединенный натиск христиан и монголов сокрушил бы силы султана Каира; но на самом деле французам повезло, что идея осталась нереализованной. Людовик был не пара чингизидам, для которых благочестие служило лишь уловкой, чтобы срочно получить военную помощь. Уже имелось достаточно прецедентов, чтобы предсказать: союз будет разорван под каким-либо предлогом, как только мусульмане будут разбиты. Людовика, Карла и Робера постигла бы жестокая казнь, Маргариту и Беатрис могли продать в рабство, и ход истории Европы изменился бы навсегда [84] . Но французским послам предстояло проделать такой дальний путь, и их так долго продержали при дворе монгольского хана, что посланцы Людовика смогли возвратиться на Кипр лишь через два с лишним года. К этому времени Людовик со своим войском давно уже переправился в Египет.
84
В данном случае автор неуклюже пытается оправдать последующее вероломство крестоносцев. На самом деле значительная часть монгольского войска (и, судя по всему, сам хан Хулагу) уже являлись христианами несторианского толка; широчайшую известность получила походная церковь-юрта старшей жены хана, кераитки Докуз-хатун. Известно, что на завоеванных ими исламских территориях монголы покровительствовали христианам, но куда важнее тот факт, что они — в отличие от европейских владык — не нарушали заключенных ими соглашений. (Прим. ред.).
Ждать, пока все соберутся, пришлось долго, наступила зима, и французское войско покинуло Кипр лишь весной 1249 года. Погода стояла прекрасная, еды и напитков было вдоволь, а местный правитель был дружелюбен и богат. Беатрис успела родить сына, которого они с Карлом окрестили Людовиком. Робер д’Артуа так написал об этом домой, Бланке: «Знайте же, что графиня Анжуйская [Беатрис]
Людовику оставалось выполнить последнюю формальность перед тем, как взойти на корабль: отправить официальное объявление войны, своего рода спортивный вызов, предупреждение противнику, что такой-то собирается напасть и уничтожить его. Следуя этому рыцарскому обычаю, король Франции направил султану Каира следующее послание:
«Да будет тебе известно, что я являюсь главою христиан, как ты являешься признанным главою мусульманского мира… Я достаточно уже дал тебе доказательств нашей силы и разумнейших решений… Если сия страна перейдет в мои руки, она станет моею как дар. Если же ты сохранишь ее, одержав надомною победу, тыволен поступить со мною, как пожелаешь. Я рассказал тебе о войсках, подчиняющихся мне, — они покрыли холмы и долины, многочисленные, как камни на земле, инацеленные на тебя, кякорудие судьбы. Предупреждаю тебя: берегись!»
На это Айюб ответил:
«Глупец! Если бы ты узрел клинки наших мечей и обширность пространств, разоренных нами, укрепления и побережья, отнятые [у тебя] и земли, захваченные нами в прошлом и настоящем, ты будешь грызть пальцы, раскаиваясь в своей дерзости! Итог действий, предпринятых тобою, неизбежен: настанет день, когда мы выиграем, а ты будешь сокрушен. Тогда ты проклянешь сам себя».
Исполнив непременное требование рыцарского ритуала и ничуть не устрашившись, Людовик IX и его крестоносцы приготовились к отплытию.
Глава XI. Крестовый поход Людовика IX
Французский флот покинул Кипр 13 мая 1249 года. Зрелище было, видимо, внушительное. Людовик распорядился взять с собою все необходимое — не только людей и лошадей, но осадные орудия, доспехи, оружие, вино, пшеницу, даже плуги для будущих христианских поселений. Жуанвиль, свидетель этих событий, приводит численность французских судов — 1800. «Это был воистину чудесный вид, ибо казалось, что море, насколько хватало глаз, сплошь покрыто белыми парусами кораблей».
Маргарита плыла с Людовиком и его братьями; другие французские дамы тоже плыли со своими супругами, поскольку Матвей Парижский упоминает, что при королеве Франции в Дамьетте состояло много знатных женщин.
В море их настиг шторм, половина флота была рассеяна, и только около семисот судов прибыло на место назначения, в египетский порт Дамьетту. Остальных противный ветер отогнал почти на двести миль, до самой Акры. Король был на одном из тех кораблей, которые не промахнулись мимо порта. Король и королева Франции увидели силуэт Дамьетты на горизонте 4 июня.
Айюба со всех сторон предупреждали о приближении Людовика. Фридрих направил к султану одного из своих шпионов, который доложил, что «проделал весь путь в Египет под видом купца, и не было и слуху о его визите к султану, а франки так и не поняли, что император вместе с мусульманами строил козни против них». Султан Каира был слишком болен, чтобы лично встретить роковых врагов, и поручил задачу защиты Египта своему лучшему военачальнику, Фахр-ад-Дину. Не зная точно, где высадится Людовик, и будучи ответственным за без малого двести миль побережья, Фахр-ад-Дин собрал большую часть войск в глубине страны, чтобы быстро выйти наперехват французам в любом направлении. Расположив основные силы египтян в Мансуре, на пути в Каир, он лишил Людовика возможности достичь египетской столицы. Однако вероятнее всего было, что французы высадятся в Дамьетте, и полководец лично повел небольшой авангард на побережье, чтобы попробовать отпугнуть крестоносцев прежде, чем они окажутся на берегу.