Четыре королевы
Шрифт:
Выйдя замуж, Беатрис решила, что наконец ступила на путь, который приведет ее к желанной цели. Ей было четырнадцать; красивая и богатая, она получила в мужья отпрыска французской королевской семьи. Они с Карлом хорошо поладили. Он дарил ей платья, меха, драгоценности и брал ее с собой, когда отправлялся в разные поездки. Карл наслаждался привилегиями своего положения, и они путешествовали с удобствами. В мае молодая пара прибыла в Мелен близ Парижа, где Людовик посвятил Карла в рыцари. Затем Карл официально принес ему оммаж за графства Анжу и Мэн. Церемония и последовавший за нею пир были настолько роскошны, что удовлетворили даже требовательный вкус Карла. В качестве дополнительного свадебного подарка Людовик сделал его сеньором Вандома, виконтом Лаваля и Майена [73] и снабдил годовым доходом в пять тысяч парижских ливров, чтобы хватило на первое время для семейной
73
Мелен ( Melun) — город (37 тысяч жителей) в юго-восточных окрестностях Парижа — в 41 км от центра столицы. Первоначально назывался Meledunumи был городом галльского племени сенонов на острове посреди Сены. О нем упоминает Цезарь. В 845 году город стал жертвой набега норманнов. Замок в Мелене стал одной из резиденций королевского дома Канетингов.
Вандом ( Vendome) — город на реке Луаре (17 тысяч жителей), в сердце французских земель. Впервые упоминается в тексте договора за 587 год. Первоначально назывался Vindocinumи был основан галлами племени карнутов. С IX века — столица графства, с XVI века — герцогства. На протяжении XII века город неоднократно переходил из рук в руки в ходе борьбы между Генрихом II Плантагенетом и французским королем Филиппом-Августом. В 1227 году Бланка Кастильская с юным Людовиком укрывалась здесь от врагов у тогдашнего графа и способствовала возведению оборонительной стены вокруг города. С 1371 года благодаря браку наследницы домена с Жаном де Бурбоном Вандом стал владением этого дома и впоследствии был связан с историей Генриха IV и Фронды.
Лаваль — город на реке Майенне, в паши дни довольно крупный (50 тысяч жителей). Здесь издавна существует производство льняных тканей. В Средние века Лаваль имел стратегическое значение, так как находился на границе между Нормандией и Анжу и через него проходил основной путь в Бретань.
Майен ( Мауеппе) — городок (13 тысяч жителей) в 250 км к западу от Парижа, в долине Луары, на реке Майенне, откуда и идет его название. В описываемый период ничем особо не выделялся. Пик его исторической значимости пришелся на Столетнюю войну. (Прим. перев.).
А впереди уже маячили еще большие приключения, новые шансы обрести почет и славу. Король и королева Франции собрались крестовым походом в Святую Землю. Все братья короля намеревались последовать за ним, и Карл заверил жену, что она тоже может поехать.
Маргарита
Глава X. Обет
Людовик IX, как и почти все его войско, заразился дизентерией во время похода против Генриха III и Гуго де Ламарша в 1242 году и возвратился в Париж сильно ослабленным. Спустя два года он заболел снова — на этот раз очень серьезно. Он лежал, страдая от обезвоживания и высокой температуры, то и дело впадая в забытье. К ложу больного вызвали лучших медиков Парижа, но средневековая медицина того периода ограничивалась грамматическим разбором трудов Аристотеля, и особого проку от них не было. Тут скорее пригодилась бы деревенская знахарка с опробованными народными средствами — но кто бы допустил такую к священной особе монарха?
Зато диагноз врачи поставили единодушно: король умирает. И сам Людовик, конечно, думал так же. В один из редких моментов, когда сознание его прояснялось, он пробормотал: «Вот как получается — я, самый богатый и родовитый из людей этого мира, возвышенный над прочими благодаря моим богатствам, моему оружию, моим союзникам, не могу заставить угрюмую смерть или болезнь мою заключить перемирие даже на один час. Чего же тогда стоит все это?»
Маргарита, Бланка и их дамы не отходили от постели Людовика. Настал кризис. Король перестал дышать (точнее, видимо, дыхание его стало слишком слабым, чтобы неопытные люди могли его уловить). Две дамы-сиделки немножко поспорили между собою, не пора ли счесть больного мертвым и накрыть простыней его голову. Впоследствии Людовик рассказывал Жуанвилю, как он «лежал и слушал спор двух дам, а Господь между тем вершил свое дело, и вскоре ему стало намного лучше; до того он не в силах был вымолвить ни единого слова, а теперь речь вернулась к нему. И как только он смог говорить, то попросил, чтобы ему принесли крест; желание его было тут же исполнено. Услыхав, что он снова может говорить, королева-мать преисполнилась великого ликования. Но узнав, что он принял крест — эти слова
Принятие креста — то есть обета отправиться в крестовый поход — в таких обстоятельствах вряд ли можно было считать неожиданной реакцией. Людовик, естественно, приписал свое выздоровление богу — и хотел выразить благодарность действием. В представлениях средневековых христиан нельзя было доставить Господу большее удовольствие, чем пойти сражаться за Святую Землю. Тем, кто решался взять крест, отпускались все грехи, даже такие, как убийство, насилие и грабеж; а поскольку убийство, насилие и грабеж являлись неизбежными побочными продуктами жизнедеятельности простых рыцарей, крестовый поход представлялся весьма привлекательной альтернативой. Он давал возможность и очистить душу, и заодно заняться новыми убийствами, насилиями и грабежом — теперь уже во имя бога.
Но Людовик не был «простым» рыцарем. Для него мысль о крестовом походе была проявлением благодати; он признавался Жуанвилю, что выздоровление стало для него божественным испытанием веры. Несомненно также, что Людовик уже давно вынашивал это решение — по меньшей мере, с момента окончания крайне неудачной попытки Тибо Шампанского в 1239 году. Для такого глубоко набожного (и гордого) человека, как Людовик, не могла быть приятной необходимость стоять в стороне и смотреть, как брат его зятя, Ричард Корнуэлльский, англичанин, покрывает себя славой, выручая из плена французских рыцарей, брошенных соплеменниками. Еще неприятнее было осознавать, насколько эти рыцари прониклись благодарностью, когда они, вопреки желанию собственного сюзерена, стали на защиту Ричарда и его брата на поле боя! В этом эпизоде заключался молчаливый, но болезненный упрек чести французов.
Неколебимая уверенность короля в том, что его миссия вдохновлена свыше, привела к прямому конфликту с королевой-матерью. Желание Людовика возглавить крестовый поход Бланка восприняла как катастрофу. Он был хрупким, болезненным… Молись почаще, говорила она сыну, соблюдай чистоту нравов, возводи церкви, раздавай милостыню, омывай ноги нищим, если считаешь нужным — но не покидай свою державу ради прихоти. Святая Земля, разумеется, нуждалась в защите, но ведь и Франция тоже!
Бланка делала все возможное, чтобы остановить его. Она уговаривала, приказывала, ругала — все впустую. Наконец она призвала на помощь Гильома Овернского, епископа Парижского. Гильом, сверившись с писаниями, обнаружил, что клятва, данная под принуждением, может быть нарушена безнаказанно. Бланка устроила ему встречу с королем.
— Государь, припомните, когда вы приняли крест, ваш обет был дан по наитию, вы ни с кем не советовались, — заметил епископ. — Вы были больны, и, говоря по правде, не в себе; кровь прихлынула к мозгу, и ваш разум был затуманен, а посему слова, вырвавшиеся тогда у вас, были лишены смысла и вескости. Святейший папа милостиво дарует вам разрешение от клятвы, когда узнает, как нуждается в вас королевство и как ослаблено ваше телесное здоровье.
Бланка же добавила, следуя собственной логике:
— Мой любимый сын, припомни, как добродетельно и как приятно богу, когда дитя слушается матери и исполняет ее желания!
Но на этот раз Бланке впервые не удалось взять верх. Людовик был полон отчаянной решимости. Стремясь устранить всякие сомнения окружающих, он сперва отложил крест в сторону, а потом снова взял со словами:
— Друзья мои, ныне я отнюдь не лишен сознания или разума; я не беспомощен, не хвор; а потому требую, чтобы крест был возвращен мне.
Решение отправиться в крестовый поход было равнозначно декларации личной независимости, оно отметило поворотную точку в жизни короля. В тридцать один год Людовик наконец нашел в себе силы противостоять матери.
Этот акт своеволия имел огромные последствия. Опираясь на веру и твердое убеждение, что он поступает согласно божьей воле, король Франции превратился из бесцветной фигуры в сильного, активного правителя. Он погрузился в подготовку и разработку планов крестового похода. У него должно было получиться лучше всего организованное, идеально подготовленное, самое эффективное военное предприятие в истории. Ни одна мелочь не ускользала от его внимания. Бланке пришлось смириться перед лицом всепоглощающего увлечения и суровой решимости сына.
Маргарита наблюдала за пробудившимся супругом с тихим удовлетворением. Сама она ни за что не предложила бы Людовику взять крест — ее тоже тревожило его здоровье и деликатность конституции, — но если не было иного способа, чтобы король почувствовал себя взрослым, значит, так тому и быть. Она готовилась поддерживать и ободрять супруга на пути к успеху. Чтобы подчеркнуть свою веру в него (и обеспечить должный уход в чужих краях), она тоже приняла крест и объявила о своем решении оставить детей с Бланкой и сопровождать супруга в Святую Землю. Три месяца — обычный срок военной службы в Средневековье — были не такой уж долгой отлучкой.