Четыре повести о Колдовском мире

Нортон Андрэ

Джованна гордо вскинула голову. Она заставила колени не дрожать и привела в порядок свои порядком потрепанные мозги. Если она выбирала, как только что выбрали ее соколихи, то она должна быть Джованом. Братом братьев соколов. Выбранным королевой. Как у них, должно быть, раскроются глаза, только от одного этого.

— По меньшей мере, — заметила Джованна, обращаясь к Северному Ветру, как, впрочем, и к остальным соколицам, — погибну я не от скуки.

«Пока я жива, — сказала Северный Ветер, — ничего подобного не произойдет».

Джованна жадно вдохнула холодный чистый воздух. Солнце садилось, братья ждали. Элмери и Айэс, и Сноукэт, и Дансер, и Мэйд… У всех них теперь были настоящие имена и соколы в придачу. Они вступили в ряды

воинов. Как и она, сейчас, а там… будь, что будет. Она поприветствовала королеву. Так меченосец приветствует того, кто является для него одновременно и хозяином, и оппонентом. Подняла кулак. Северный Ветер снова опустилась на него. Сознание ее подключилось к сознанию Джованны, а Джованна вобрала в себя сознание птицы. Девушка попыталась улыбнуться. Все сложилось на удивление удачно. С высоко поднятой головой, выпрямив спину и торжествующе улыбаясь, она пошла к братьям.

II

Сон всегда был один и тот же. Сокол в полете — то черный, то серебристо-белый: замерев в вышине, он занимает нужную позицию и ныряет вниз и еще раз вниз, и еще. Со свистом разрывается воздух. Жертва мечется в отчаянии. Затем — удар. Треск костей, тихий отвратительный звук. Тело жертвы содрогается — всего лишь раз — и затихает. В одно мгновение пушистое тело зверька превращается в лишенный меха длинноногий предмет с широко раскрытыми глазами на вялом лице. Они жили, эти глаза. Они горели. Они были всех цветов. Они были на всех лицах. Но каждый раз лица эти превращались в одно: лицо женщины из рода сокольничьих, глядевшей с тупой покорностью на своих мужчин, но за спиной ее поднималось белое пламя Силы. «Иверна». Так называла ее Джованна. Когда она называла это имя, изображение менялось. И перед ней оказывался лишь забитый на охоте кролик, а сокол был просто соколом.

И вот в этом-то и заключалось самое ужасное. Просто сокол. Это была Северный Ветер, вся белая и серебристая, до боли прекрасная. А там, где должна была находиться связь, та, что больше жизни — ничего. Ни соприкосновения умов, ни присутствия в душе, лишь черная и болезненная пустота.

Джованна, дрожа и задыхаясь, лежала под знакомым грубым одеялом. Мозг ее в отчаянии вышел на связь. «Здесь, — сказала Северный Ветер, — я здесь». Это был именно ее, соколиный голос. В нем чувствовалось раздражение, вызванное человеческой глупостью. Где же ей еще быть, как не в душе Джованны, в полной безопасности, так же, как Джованне — в ее собственной?

Джованна приникла к этому спасательному средству. Оно возвращало ей назад мир целым и невредимым. Караульная в крепости Равенхольд: огонь в очаге, братья в постелях и соколы на шестках. Все глубоко спали. А совсем рядом с ней — Северный Ветер, белое мерцание и сильное присутствие.

Ночной кошмар медленно растаял. Джованна поднялась, надела рубашку, бриджи и ботинки, прошлась пальцами по стриженым волосам. Северный Ветер уселась на ее кулак без намека на раздражение.

Лорик нес у ворот предрассветную вахту. Хотя в этой укрытой со всех сторон долине следить было особенно не за чем, он был бдителен. На фоне неба, усеянного звездами, рисовался его силуэт в шлеме, украшенном изваянием сокола. Оседлавший Бурю легонько дремал на его плече. Чувствуя себя непринужденно рядом с молчавшим Лориком, Джованна уселась на парапет и подставила лицо под звездный душ. Ее узкое лицо с острым подбородком, для женщины сильное, было уж слишком хорошо для мужчины. Керрек иногда называл ее красоткой. Когда у Керрека бывало плохое настроение, он мог и нагрубить. К тому же он не мог ей простить, что ее избрала королева.

Перед закрытыми глазами проходили картины. Длинный спуск с вершины, из Храма Крыльев. Солнце светит прямо ей в лицо, ветер старается сорвать со склона, а Северный Ветер, как изваяние, неподвижно сидит на плече. Но ощущает она ее не как камень. Теплое тело, покрытое перьями, широко раскрытые глаза горят золотым огнем, и в сознании Джованны отражается

это пламя. Возле Соколинного Гнезда ее ждут братья, каждый со своим соколом. Соколы смотрят на Северный Ветер с подобающим уважением, но без удивления. Мужчины же забыли все, что хотели сказать и сделать. Один из них даже громко воскликнул. Это был Элмери. Впрочем, он тут же опомнился и совершил ритуал: полный салют и выверенные слова.

— Приветствую тебя, брат. Хороша ли была охота? Джованна слегка запнулась. Она не ожидала такого вопроса.

— Охота… да, охота была хорошей. А как очаг? Растоплен?

— Огонь пылает, — ответил Элмери, — и стол накрыт. Не пожелает ли брат мой отдохнуть среди остальных моих братьев?

— Отдохнул бы с превеликим удовольствием, — ответила она, и это была чистейшая правда.

Зал, бывший таким мрачным и холодным во время экзамена, встретил теплом и светом. Там собрались все братья из Соколиного Гнезда со своими соколами, и теперь к ним присоединились еще четверо, только что Избранные: Сноукэт, Дансер, Мэйд и Айэс. Теперь они показались ей незнакомцами. Все они были в полной форме сокольничих, строгие, очень прямые молодые люди. Ей надо было запомнить их настоящие имена. Керрек, Хендин, Джори, Лорик. В первый момент, когда она, одинокая и маленькая, вошла и остановилась в дверях, перед нею были только глаза. Глаза эти были удивленные, широко раскрытые. Все они смотрели на ее второе «я». Она распростерла крылья и отчетливо сказала на своем соколином языке: «Я, Северный Ветер, выбрала его, по имени Джован, чтобы он был мне родичем по душе».

Дисциплина тут же нарушилась. Джованна услышала обрывки фраз.

— Королева?

— Но ведь они никогда еще…

— Никогда не могут…

И отчетливо, и по-сумасшедшему беспочвенно:

— Святотатство!

— Как может святость сама себя осквернить? — это был Лорик, сумевший 6ыт^> одновременно и скромным, и нетерпеливым. — Ведь это королева выбрала. Глупо было бы отрицать это.

— Королевы не выбирают, — рявкнул морщинистый, покрытый шрамами брат.

— А королева выбрала, — сказал Элмери. Он встал рядом с Джованной. Он был спокоен, слегка улыбался. Шлем держал в руке. Поприветствовав Северный Ветер, он обратился к ней на ее языке:

«Позволено ли будет спросить, почему?»

Птица моргнула два раза нижним веком и зашипела. Это шипение означало у соколов смех. Ответ ее был кратким и твердым: «Нет».

Элмери поклонился и изумил Джованну внезапной озорной улыбкой. Впрочем, она так же быстро исчезла, как и появилась. Он сделал ей знак.

Она пошла за ним, ощущая на себе взгляды всех собравшихся в зале. Кто-то начинал завидовать, кто-то — восхищаться. А некоторые стали ненавидеть. Перед возвышением она остановилась. На возвышении стоял Командующий, одетый в ту же форму, что и остальные братья: в кожу и изношенную кольчугу. Глаза его были, как у сокола: в них мерцал дикий, холодный огонь, ничего человеческого, отчего Джованне стало не по себе.

Она взяла себя в руки. Ведь с ней была Северный Ветер. А больше ей никто не нужен.

Голова его чуть-чуть наклонилась. Тепла в глазах не прибавилось. Они смотрели на нее так, будто знали, что она скрывает и почему. Все это имело для него значение, и он будет сражаться, когда придет время, но сейчас он будет играть в ту игру, которую предложили соколы.

— Ты, выбранный королевой, принеси клятву на мече.

— Если ты примешь ее, — уверенно ответила Джованна.

Тут же появился меч. Это был меч Элмери. Она догадалась, что это значит. Позже она узнает, что первая из пяти новообращенных принесла клятву. Встав на колени, она вложила ладони в руки Командующего и произнесла все те слова, что узаконили братья из Соколиного Гнезда. И снова, теперь уже перед Элмери, поклялась, что будет служить ему верой и правдой, даже не поняв, что чувствовала в этот момент. Пожалуй, лишь отупение, при котором не было места ни для радости, ни даже для страха.