Четыре серых цыпленка Мистера А
Шрифт:
Сознание резко вернулось, и я выронил палку, но продолжал отгонять Тайсона руками – сквозь истерику, сквозь панику, пока цыплёнок ещё хромал и шевелился.
Господи, как я орал! Как вопили клетки моего тела, моего мозга, наказывая меня болью по всему телу! Я же хотел сделать доброе дело! За что со мной так?!
Кажется, я упал на колени. Кажется, я смог отогнать пса. Смог спасти из когтей монстра того, кого я отдал ему на съедение. Монстр прыгал из стороны в сторону, свирепо рыча, но всё же выпустил добычу из пасти. Монстр отошёл. Кажется, попытка улыбки появилась на моём лице (такие бывают после инсульта), как будто я сделал что-то важное. На земле лежал пыльный мёртвый цыплёнок.
Кидая
До того как я бросил цыплёнка на съедение, у меня в мозгу было лишь две неподвижные картинки: грустного, повесившего морду, голодного пса и его же, но радостного и махающего ушами. И между ними стрелочка. Что из чего получится. Но в момент «Бума!» картинки разъехались, и стрелочка вытянулась, превращаясь в анимацию, где милый грустный пёс стервенеет и рвёт на куски цыплёнка. На загривке шерсть встаёт дыбом, зубы, покрытые желтизной, становятся грозным оружием. Зверь пробуждается.
Он лежал передо мной. Мёртвый, недвижимый, тухлый. Не разорванный, только затоптанный. Помятый. Тайсон рычал где-то около будки. Я вновь мог воспринимать информацию: видел, слышал и ощущал всё, что происходило вокруг, причём очень ярко и реалистично – но в голове падал «снег»: серая рябь, покрытая перьями.
И одна-единственная мысль, овалом света озаряющая экран:
«С е й ч а с э т о к т о – т о у в и д и т»
Самая страшная мысль за всю мою жизнь. Сейчас это кто-то увидит. Сейчас кто-то узнает, что я сделал. Узнает, что я убил цыплёнка. Тётиного цыплёнка.
В моих чёрных впадинах глаз кто угодно мог увидеть страх.
Тело покраснело и осыпалось мурашками размером с шарики для пинг-понга. Дичайшая истерика, бессловесная паника, предвкушение наказания – всё нахлынуло в одну секунду; детская эмоциональность возросла в разы. Совесть, стыд и страх – всё вывернулось наизнанку, и сквозь это варево пробилось спасительное:
«От этого нужно избавиться»
С ужасом осознавая, что я собираюсь сделать, я поднял с земли палку. Пытаясь улыбнуться, я стал подталкивать псу мёртвое тельце.
– Ешь, пёсик, кушай.
Слёзы текли по щекам. Трупик податливо перекатывался в пыли; от мерзости я отдёргивал руку, а пёс от резких движений пугался.
– Кушай, пожалуйста, меня же накажут.
В моих слезах Тайсон должен был увидеть мольбу о помощи. Рот кривился в гримасе. Пёс недоверчиво смотрел из-за будки и воротил нос. Цепь не давала ему уйти далеко.
– Пожалуйста, пёсик, – крупные капли катились из глаз.
– А-а-а-а-а-а-а-а! – во всю мощь лёгких завопил я, когда на тельце цыплёнка щёлкнули зубы Тайсона. Я так резко закричал, что перешёл на визг и, задохнувшись, закашлялся, захрипел. Пёс, остерегаясь, потрусил к будке, откуда недовольно и опасливо посмотрел на меня. Я кричал, не думая о том, что меня могут услышать. Мне просто было очень-очень больно.
Господи, что я натворил! Я просто хотел сделать как лучше!
Эту историю до сих пор слышало только два человека. Я и мой брат. Так вот, ответьте мне на один вопрос:
хороший я парень или плохой?
В полуосвещённой аудитории царило молчание. За следующие несколько секунд никто не произнёс ни слова. Из коридора доносился звук протираемого стекла, и Мистеру А показалось, что он находится в тумане, который уборщику из коридора померещился запотевшей прозрачной дверью.
– На самом деле я немного лукавлю, – продолжил Мистер А, улыбаясь, – эту историю я рассказываю уже в четвёртый раз, всегда на мероприятиях вроде этого. Но ответьте мне, зачем я поделился с вами такими ужасными воспоминаниями? Я же должен вас завлекать, заманивать, а такой историей можно лишь эпатировать. Не скажу, что это не приносит мне удовольствия, но причина не в этом. Я чувствую, что у меня кровь бежит по жилам и горят щёки, ведь рассказывать такое – невероятный стресс, вы согласны? Так зачем же я это сделал?
В зале продолжала висеть тишина. Предположений не поступало, но на задних рядах кто-то зашевелился. Мистер А, опасаясь, что сейчас кто-нибудь встанет и уйдёт, поспешил продолжить.
– Только для вас, – Мистер А распростёр руки, будто собирался обняться. – Я хочу построить некий доверительный мост между мной и вами, между «Терапией души» и любым из присутствующих здесь. Я приглашаю вас так же, как и я только что, рассказать о сокровенном, личном, сбросить тяжкий груз с души. Посмотрите на меня, я красный как рак, я не блефую, это реальная история, и мне сейчас очень стыдно за происшедшее. Мне стыдно опускать взгляд и смотреть вам в глаза, но в то же время я чувствую лёгкость и радость от того, что смог поведать об этом. Впервые я рассказал эту историю именно здесь. Тогда ещё никто – ни моя мать, ни отец, ни жена – не знали этого, и я открылся перед вами, перед моей второй семьёй. И продолжаю открываться, потому что знаю, потому что верю, что здесь меня не осудят, здесь могут сказать, что я был плохим вчера, но не сегодня, когда решил поделиться. И так произойдёт с каждым, кто выйдет в этот круг, я гарантирую.
Глаза некоторых присутствующих подобрели. Противный коридорный скрип стекла исчез – возможно, рабочий приостановился, заинтересовавшись речью Мистера А, но, скорее всего, просто закончил работу и ушёл.
– Есть и вторая причина, по которой сегодня я рассказал вам эту историю. Именно эту историю. Ради одного эффекта. Я называю его эффектом серого цыплёнка. Я опишу его так: ты хотел сделать что-то хорошее, но оно обернулось кошмаром, потому что ты не посмотрел с другой стороны. Вспомните: я хотел сделать доброе дело – накормить собаку, – некоторые лица скривились в отвращении, – без злого умысла, жажды мести или ненависти к пернатым. Маленький мальчик ещё не сталкивался с конфликтом интересов на таком уровне, не понимал, что такое смерть и боль для животного, потому и не задумывался о благополучии цыплёнка. И лишь когда он увидел, что натворил, увидел, что цыплёнок тоже чувствует боль, понял, что хороший поступок обернулся, не побоюсь этого слова, убийством с другой стороны. В этот момент, момент БУМа, – помните? – ценности изменились. Пришло осознание, пришли новые эмоции, не испытываемые прежде. К двум картинкам с грустным и с радостным псом добавилась третья, самая ужасная. Цыплёнок должен быть жёлтым. А он оказался серым. Собака должна быть другом. А она оказалась монстром.
Лица большинства присутствующих по-прежнему выражали неуверенность. Что Мистер А должен был прочесть в их пустых глазах?
– Наверняка многие из вас знают байку, что я сейчас расскажу. Аудитория, лекция, преподаватель поднимает в руке книгу, показывая её присутствующим, и спрашивает: «Какого цвета книга?» Кто-то отвечает, что она красная, на обложке ничего не изображено, только красный цвет, но преподаватель говорит, что ответ неверный. Все подхватывают, возмущаются, мол, нет, она красная, абсолютно все называют книгу красной. Преподаватель качает головой и разворачивает книгу другой стороной. С другой стороны обложка оказывается чёрной. «Всё зависит от точки зрения, – провозглашает преподаватель. – Никогда не стремитесь быть в чём-то уверенным, пока не посмотрите с другой стороны».