Четыре странных истории

Приключения приходят к авантюристам, а таинственные вещи попадаются на пути тех, кто с удивлением и воображением следит за ними; но большинство людей проходит мимо полуоткрытых дверей, считая их закрытыми, и не замечает слабых колебаний великого занавеса, который в виде видимости постоянно висит между ними и миром причин, лежащим позади.

Лишь немногие, чьи внутренние чувства были обострены, может быть, странными страданиями в глубине души или природным темпераментом, завещанным из далекого прошлого, осознают, не слишком радуясь, что этот большой мир всегда лежит у

Некоторые, однако, рождаются с этой ужасной уверенностью в сердце, и к этой избранной компании, несомненно, принадлежал Джонс.

Всю свою жизнь он понимал, что органы чувств доносят до него лишь более или менее интересный набор мнимых явлений; что пространство, как его измеряют люди, совершенно обманчиво; что время, как часы, тикающие чередой минут, – произвольная чепуха; и вообще, все его чувственные восприятия – лишь неуклюжее представление реальных вещей за занавесом – вещей, до которых он постоянно пытается добраться, и иногда ему это действительно удается.

Он всегда с трепетом осознавал, что стоит на границе другого мира – мира, где время и пространство были всего лишь формами мысли, где древние воспоминания лежали открыто, где силы, стоящие за каждой человеческой жизнью, были открыты, и он мог видеть скрытые пружины в самом сердце мира. Более того, тот факт, что он был клерком в конторе по страхованию от пожаров и выполнял свою работу со строгим вниманием, ни на минуту не позволял ему забыть, что там, за мрачными кирпичными стенами, где под электрическими лампами сотни людей писали острыми ручками, существует этот славный край, где обитает, движется и существует важная часть его самого. В этом мире он представлял себя в роли зрителя своей обычной будничной жизни, наблюдающего, подобно королю, за ходом событий, но не тронутого в своей душе грязью, шумом и пошлой суетой внешнего мира.

И это была не просто поэтическая мечта. Джонс не играл в идеализм, чтобы развлечь себя. Это была живая, действующая вера. Он был настолько убежден в том, что внешний мир – результат огромного обмана грубых чувств, что, глядя на такое великое здание, как собор Святого Павла, он чувствовал, что не очень удивится, если увидит, как оно вдруг задрожит, словно желе, а затем полностью растает, а на его месте разом возникнет масса цвета, или великие замысловатые вибрации, или великолепный звук – духовная идея, – которую оно представляло в камне.

Ведь его ум работал именно таким образом.

И все же, судя по всему, в удовлетворении всех деловых претензий Джонс был нормальным и неординарным человеком. Он не испытывал ничего, кроме презрения, к волне современного психизма. Он едва ли знал значение таких слов, как "ясновидение" и "яснослышание". Он никогда не испытывал ни малейшего желания вступать в Теософское общество и рассуждать о теориях жизни на астральной плоскости или элементалях. Он не посещал собраний Общества психических исследований и не знал тревоги по поводу того, черная или голубая у него "аура"; он не испытывал ни малейшего желания участвовать в возрождении дешевого оккультизма, который оказывается столь привлекательным для слабых умов с мистическими наклонностями и неокрепшим воображением.

Он знал некоторые вещи, но не хотел о них спорить; и он инстинктивно боялся пытаться дать названия содержимому этой другой области, прекрасно понимая, что такие названия могут лишь ограничить и определить вещи, которые, согласно любым стандартам, используемым в обычном мире, были просто неопределимы и иллюзорны.

Так что, несмотря на то что его ум работал именно так, в Джонсе явно присутствовала сильная примесь здравого смысла. Одним словом, человек, которого мир и офис знали как Джонса, был Джонсом. Это имя подводило итог и давало ему правильную характеристику – Джон Эндерби Джонс.

Среди вещей, которые он знал и о которых не хотел говорить или рассуждать, было то, что он считал себя наследником длинного ряда прошлых жизней, результатом мучительной эволюции, всегда оставаясь самим собой, конечно, но в многочисленных различных телах, каждое из которых определялось поведением предыдущего. Нынешний Джон Джонс был последним на сегодняшний день результатом всех предыдущих мыслей, чувств и поступков Джона Джонса в предыдущих телах и в других веках. Он не претендовал ни на какие подробности, ни на выдающееся происхождение, ибо понимал, что его прошлое должно было быть совершенно обыденным и незначительным, чтобы породить его настоящее; но он был уверен, что участвует в этой изнурительной игре столько же лет, сколько дышит, и ему не приходило в голову спорить, сомневаться или задавать вопросы. И одним из результатов этой веры было то, что его мысли были заняты прошлым, а не будущим; он много читал историю и чувствовал особое влечение к определенным периодам, дух которых он понимал инстинктивно, как будто жил в них; и он находил все религии неинтересными, потому что почти без исключения они исходят из настоящего и рассуждают о том, какими станут люди, вместо того чтобы оглядываться назад и рассуждать, почему люди оказались здесь такими, какие они есть.

В страховом офисе он выполнял свою работу очень хорошо, но без особых личных амбиций. Мужчин и женщин он рассматривал как безличные инструменты для причинения ему боли или удовольствия, которые он заработал своим прошлым трудом, ибо случайности не было места в его схеме вещей; и хотя он признавал, что практический мир не сможет ужиться, если каждый человек не будет выполнять свою работу тщательно и добросовестно, он не интересовался накоплением славы или денег для себя и просто, следовательно, выполнял свой простой долг, безразлично относясь к результатам.

В отличие от других людей, ведущих сугубо безличный образ жизни, он обладал качеством абсолютной храбрости и всегда был готов противостоять любому стечению обстоятельств, какими бы ужасными они ни были, потому что видел в них справедливое исполнение заложенных им самим причин, от которых невозможно уклониться или изменить. И если большинство людей не имели для него никакого значения, ни притягивая, ни отталкивая, то стоило ему встретить того, с кем, по его мнению, было жизненно связано его прошлое, как все его внутреннее существо мгновенно вскакивало и кричало ему об этом в лицо, и он регулировал свою жизнь с величайшим мастерством и осторожностью, как часовой, следящий за врагом, шаги которого уже слышны на подходе.

Таким образом, хотя подавляющее большинство мужчин и женщин не оказывали на него никакого влияния – он считал их душами, просто проходящими вместе с ним по великому потоку эволюции, – то тут, то там появлялись люди, общение с которыми имело для него самое серьезное значение. Это были люди, с которыми, как он знал всеми фибрами своего существа, ему предстояло свести счеты, приятные или иные, вытекающие из отношений в прошлых жизнях; и поэтому в отношениях с этими немногими он сосредоточил те усилия, которые большинство людей прилагают к общению с гораздо большим числом людей. Каким образом он выбрал этих нескольких человек, могут сказать лишь те, кто знаком с поразительными процессами подсознательной памяти, но суть в том, что Джонс считал, что главная цель, если не вся цель, его нынешнего воплощения заключается в том, чтобы верно и тщательно свести эти счеты, и что если он попытается уклониться от малейшей детали такого сведения счетов, какой бы неприятной она ни была, он проживет жизнь напрасно и вернется в следующее воплощение с этим дополнительным долгом, который должен будет выполнить. Ведь согласно его убеждениям, шансов не было и быть не могло, а уклониться от решения проблемы означало лишь потерять время и упустить возможности для развития.