Четыре странных истории
Шрифт:
– Это Дом Прошлого, – прошептал Торп рядом с ним, когда они молча переходили из комнаты в комнату. – Дом твоего прошлого. Он от подвала до крыши наполнен воспоминаниями о том, что ты делал, думал и чувствовал с самых ранних этапов своей эволюции до настоящего времени.
– Дом возносится почти к облакам и простирается в самое сердце леса, который ты видел снаружи, но дальние залы наполнены призраками прошлых веков, которых слишком много, чтобы сосчитать, и даже если бы мы смогли их разбудить, ты не смог бы вспомнить их сейчас. Однако однажды они придут и потребуют тебя, и ты должен знать их и отвечать на их вопросы, потому что они никогда не успокоятся, пока снова не исчерпают себя через
– Но теперь следуй за мной внимательно, и ты увидишь особое воспоминание, по которому мне позволено быть твоим проводником, чтобы ты мог узнать и понять великую силу в твоей нынешней жизни и мог использовать меч правосудия или подняться до уровня великого прощения, в зависимости от твоего желания, степень могущества.
Дрожь пробежала по телу дрожащего клерка, и, медленно шагая рядом со своим спутником, он услышал, как снизу, из-под сводов, а также из более отдаленных уголков огромного здания, доносятся шевеление и вздохи сомкнутых рядов спящих, звучащие в неподвижном воздухе подобно аккорду, исходящему от невидимых струн, натянутых где-то далеко среди самого фундамента дома.
Крадучись, пробираясь между огромными колоннами, они поднялись по широкой лестнице, миновали несколько темных коридоров и залов и вскоре остановились перед маленькой дверью в арке, где царили очень глубокие тени.
– Оставайся рядом со мной и не кричи, – прошептал голос его проводника, и когда клерк повернулся, чтобы ответить, он увидел, что его лицо было суровым до белизны и даже немного светилось в темноте.
Сначала комната, в которую они вошли, казалась погруженной в кромешную тьму, но постепенно секретарь заметил слабое красноватое свечение в дальнем конце, и ему показалось, что он видит фигуры, бесшумно передвигающиеся взад и вперед.
– Теперь смотри! – прошептал Торп, когда они прижались к стене возле двери и стали ждать. – Но не забывай соблюдать абсолютную тишину. Это сцена пыток.
Джонсу стало страшно, и он повернулся бы, чтобы бежать, если бы осмелился, потому что его охватил неописуемый ужас, и колени его задрожали; но какая-то сила, которая делала побег невозможным, безжалостно удерживала его на месте, и, не сводя глаз с пятен света, он прижался к стене и стал ждать.
Фигуры начали двигаться быстрее, каждая в своем собственном тусклом свете, который не излучал ничего, кроме нее самой, и он услышал тихий звон цепей и голос человека, стонущего от боли. Затем послышался звук закрывающейся двери, и после этого Джонс увидел только одну фигуру – фигуру старика, совершенно обнаженного и прикованного цепями к железной раме на полу. Когда он взглянул, его память внезапно наполнилась страхом, потому что черты лица и белая борода были ему знакомы, и он вспоминал их так, словно это было вчера.
Остальные фигуры исчезли, и старик оказался в центре ужасной картины. Медленно, с жуткими стонами; по мере того как жар под ним усиливался, превращаясь в ровное свечение, старое тело изгибалось в агонии, опираясь на железную раму только в том месте, где цепи крепко удерживали запястья и лодыжки. Воздух наполнился криками и судорожными вздохами, и Джонсу показалось, что они исходят из его собственного горла, что цепи впились в его запястья и лодыжки, а жар опалил кожу и плоть на его спине. Он начал извиваться.
– Испания! – прошептал голос рядом с ним, – четыреста лет назад.
– А цель? – выдохнул вспотевший клерк, хотя прекрасно знал, каким должен быть ответ.
– Чтобы вымогать имя друга, обрекая его на смерть и предательство, – донесся ответ из темноты.
В стене прямо над стеллажом с легким стуком открылась выдвижная панель, и появилось лицо, обрамленное таким же красным сиянием, которое смотрело на умирающую жертву. Джонс едва удержался от крика, потому что узнал высокого темноволосого мужчину из своих видений. Ужасными, злорадными глазами он смотрел на корчащееся тело старика, и губы его шевелились, как будто он что-то говорил, хотя на самом деле слов было не слышно.
– Он снова спрашивает имя, – объяснил другой, в то время как клерк боролся с сильной ненавистью, которая каждую минуту грозила вылиться в крики и действия. Его лодыжки и запястья болели так, что он едва мог усидеть на месте, но безжалостная сила удерживала его на месте.
Он увидел, как старик с яростным криком поднял свою измученную голову и плюнул в лицо на панель, а затем ставень снова скользнул в сторону, и мгновение спустя усилившееся свечение под телом, сопровождавшееся ужасными корчами, говорило о том, что к нему приложили еще больше тепла. Запахло горелой плотью; белая борода скрутилась и обгорела до хрустящей корочки; тело безвольно упало на раскаленное железо, а затем снова забилось в новой агонии; крик за криком, самый ужасный в мире, глухо раздавался в четырех стенах; и снова панель со скрипом отодвинулась, и открылось ужасное лицо палача.
Снова спросили имя, и снова ему было отказано; и на этот раз, после того как закрылась панель, открылась дверь, и в комнату медленно вошел высокий худой человек со злым лицом. Черты его лица были искажены яростью и разочарованием, и в тусклом красном сиянии, падавшем на них, он выглядел как настоящий принц демонов. В руке он держал раскаленное добела железо.
– А теперь убийство! – донесся до Торпа шепот, который прозвучал так, словно находился за пределами здания и очень далеко.
Джонс прекрасно понимал, что сейчас произойдет, но был не в состоянии даже закрыть глаза. Он сам испытывал все эти страшные боли, как будто сам был страдальцем; но теперь, глядя на них, он почувствовал нечто большее; и когда высокий мужчина неторопливо подошел к дыбе и погрузил раскаленное железо сначала в один глаз, а затем в другой, он услышал слабое шипение, и почувствовал, как его собственные глаза лопаются от страшной боли в голове. В тот же миг, не в силах больше сдерживаться, он издал дикий вопль и бросился вперед, чтобы схватить мучителя и разорвать его на тысячу кусков. Мгновенно, в мгновение ока, вся сцена исчезла; комнату заполнила темнота, и он почувствовал, как какая-то сила, подобная сильному ветру, подняла его с ног и стремительно унесла в космос.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит прямо перед домом, а рядом с ним в полумраке маячит фигура Торпа. Огромные двери вот-вот должны были захлопнуться за ним, но прежде, чем они закрылись, ему показалось, что он мельком увидел огромную фигуру в покрывале, стоящую на пороге, с горящими глазами и сверкающим оружием в руке, похожим на огненный меч.
– Ну же, скорее, все кончено! Прошептал Торп.
– А темный человек?.. – выдохнул клерк, быстро подходя к нему.
– В этой жизни он управляющий компанией.
– А жертва?
– Был ты сам!
– А другом, которого он… которого я отказался предать?
– Я был этим другом, – ответил Торп, и его голос с каждым мгновением все больше походил на вой ветра. – Ты отдал свою жизнь в муках, чтобы спасти мою.
– И снова, в этой жизни, мы все трое вместе?
– Да. Такие силы не истощаются быстро и не так легко, и правосудие не восторжествует, пока все не пожнут то, что посеяли.
У Джонса возникло странное чувство, что он погружается в какое-то другое состояние сознания. Торп начал казаться нереальным. Вскоре он уже не смог бы задавать больше вопросов. Он чувствовал себя совершенно больным и ослабевшим от всего этого, и силы покидали его.