Четыре странных истории

Блэквуд Алджернон

Доктору Лэйдлоу все было достаточно ясно. Он знал, что более слабый человек попытался бы забыться в той или иной форме чувственных наслаждений – снотворного, выпивки, первых попавшихся удовольствий. Самоуничтожение было бы методом более смелого человека, а преднамеренное

злодеяние, отравление своим ужасным знанием всего, что он мог, – способом человека совсем другого типа. Марк Эбор не был ни одним из этих способов. Он прекрасно владел собой, молча и безропотно принимая ужасные факты, которые, как он искренне верил, ему не посчастливилось обнаружить. Даже своему близкому другу и ассистенту, доктору Лэйдлоу, он не удостоил ни слова правдивого объяснения или сожаления. Он шел прямо к концу, хорошо зная, что конец не за горами.

И однажды смерть пришла к нему очень тихо, когда он сидел в кресле в кабинете, прямо напротив дверей лаборатории – дверей, которые больше не открывались. Доктор Лэйдлоу, по счастливой случайности, оказался в это время рядом с ним и как раз успел подойти к нему в ответ на внезапные болезненные попытки вдохнуть; как раз вовремя, чтобы расслышать тихие слова, слетевшие с бледных губ, словно послание с того света.

– Прочтите их, если хотите, и, если сможете, уничтожьте. Но, – его голос стал таким тихим, что доктор Лэйдлоу едва уловил последние слова, – но… никогда, никогда… не отдавайте их миру.

И подобно серому комку пыли, небрежно собранному в старую одежду, профессор откинулся на спинку стула и испустил дух.

Но это была всего лишь смерть тела. Его дух умер два года назад.

4

Имущество покойного было небольшим и несложным, и доктору Лэйдлоу, как единственному душеприказчику и оставшемуся наследнику, не составило труда распорядиться им. Через месяц после похорон он сидел в одиночестве в своей библиотеке на верхнем этаже, выполнив последние печальные обязанности, и его разум был полон горьких воспоминаний и сожалений о потере друга, которого он уважал и любил и перед которым был в неоплатном долгу. Последние два года действительно были для него ужасными. Наблюдать за быстрым угасанием величайшего сочетания сердца и разума, которое он когда-либо знал, и осознавать, что он бессилен помочь, было для него источником глубокого горя, которое останется до конца его дней.

В то же время им овладело ненасытное любопытство. Изучение слабоумия, конечно, не входило в сферу его компетенции как специалиста, но он знал об этом достаточно, чтобы понимать, насколько незначительный факт может быть реальной причиной того, насколько велика иллюзия, и с самого начала его снедало непрестанное и все возрастающее желание узнать, о чем говорил профессор, что он нашел в песках "Халдеи", что это могли быть за драгоценные таблички Богов, и в особенности – ибо это была истинная причина, лишившая этого человека рассудка и надежды, – что это была за надпись, которую, как он полагал, ему удалось расшифровать.

Конец ознакомительного фрагмента.