Четыре всадника раздора
Шрифт:
– Что ж, с вашего позволения, мы устроимся в доме госпожи Боровской. Обещаем не досаждать вам лишний раз своим вниманием. Спасибо, что уделили нам время.
Бергман поднялся, вслед за ним встали мы с Климом, а потом и хозяин.
– Я провожу вас к дому тещи. Она дала вам ключи?
Максимильян кивнул, и мы направились к выходу.
Спускаясь по узкой лестнице, я вдруг услышала странный звук, похожий на завывание ветра.
– Что это? – спросила я Зорина.
– Точно где-то собака воет? – хмыкнул он. – Сам не знаю. Временами в доме слышны какие-то
– Я правильно поняла, вы пытались найти причину?
Зорин, стоя внизу, смотрел на меня с сомнением.
– Да. И что?
– Я подумала, ночью здесь, наверное, жутковато.
– Ночью я сплю, милая девушка. Так упашешься за день, что могут хоть волки над ухом выть. Я сплю как убитый.
– В кабинете?
– Последний месяц – да, – неохотно ответил он, продолжая смотреть с сомнением, точно ожидая подвоха. – До этого в супружеской спальне.
– Можно взглянуть на нее?
– Да, пожалуйста, – усмехнулся он.
Оказавшись в холле, мы прошли к двухстворчатой двери, которая вела в длинный коридор. Справа лестница на второй этаж, вполне себе обыкновенная, с деревянными балясинами, выкрашенными в белый цвет.
За третьей по счету дверью оказалась спальня хозяев. Огромная кровать круглой формы, застеленная покрывалом из искусственного меха под леопарда. Груда подушек. На стенах многочисленные фотографии в дорогих рамах. Почти на всех Нелли.
Выглядела настоящей красавицей. Многие фото довольно откровенные. Впрочем, висят они в супружеской спальне, а не в гостиной, так что почему бы и нет.
Лишь на одной рядом с Нелли Зорин. Позировал он с явной неохотой, может, потому, что считал затею глупой, а может, понимал: рядом с женой он выглядит далеко не выигрышно.
Зорин стоял в дверях без намека на какие-либо эмоции, точно эта комната не имела к нему никакого отношения.
– Наши с Нелли вкусы не всегда совпадали, – сказал он. – Я терпеть не могу все эти леопардовые шкуры. И кровать предпочел бы обычную. Но с женой никогда не спорил. По крайней мере, из-за пустяков.
– Спасибо, – сказала я, покидая спальню, чем вызвала у него легкую растерянность.
Бог знает, чего он ждал. Что я устрою здесь обыск, или начну задавать вопросы об их сексуальной жизни? Вполне возможно, он сделал заключение, что сюда меня привело банальное любопытство.
– Больше вас в доме ничего не интересует? – немного ворчливо осведомился он.
– Комната вашей дочери на втором этаже?
– Да. И я просил вас оставить мою дочь в покое.
– Когда ваша жена уезжала в парикмахерскую, кто-нибудь находился в доме? – уже на крыльце задала я вопрос.
– Ну да, дочка. И домработница. Ей она про парикмахерскую и сказала.
– Надеюсь, с домработницей мы сможем поговорить?
– Если она этого захочет. В любом случае, сейчас ее здесь нет.
– Она не живет в доме?
– В этом нет необходимости. У нее своя квартира и… не так уж много работы по дому… Нам лучше пройти через сад.
– Благодарю, – с улыбкой ответил Бергман, вроде бы не
Два участка разделяла стена из невысоких туй, ближе к забору виднелся проход. А рядом – калитка. Точно такую же калитку мы обнаружили и на соседнем участке. Он, кстати, был больше зоринского, а вот дом оперной дивы намного скромнее. На открытой веранде плетеные кресла из пластика. На зиму их не потрудились убрать. На стеклянном столике блюдце с семечками, должно быть, оставленное для птиц.
Бергман открывал дверь, когда я почувствовала чей-то взгляд и, повернувшись, увидела возле кустов гортензии девочку в ярко-красной куртке, она внимательно наблюдала за нами.
– Привет, – сказала я.
Мужчины молча смотрели на нее, не торопясь входить в дом.
– Вы кто? – спросила девочка, глядя на нас исподлобья.
– Снимаем дом у Евдокии Семеновны. Немного поживем здесь. Ты не против?
– А если против, вы что, уедете? – хмыкнула она.
– Мы постараемся вам не мешать, – улыбнулась я. – Заходи в гости.
– Папа говорит, что Евдокия выжила из ума.
– Это он тебе сказал?
– Нет. Но я слышала. Зачем ей сдавать дом? У нее ведь есть деньги.
– Богатые люди тоже могут сдавать дома, если они по большей части пустуют.
– Папа говорит, она это делает назло.
Я не успела ответить, девочка быстро протиснулась между туй и скрылась на соседнем участке.
– Ну, вот и познакомились, – усмехнулся Бергман, входя в дом.
Мы не спеша прошлись по первому этажу, затем поднялись в мансарду. Там оказалось три спальни. Небольшие комнаты, каждая со своим санузлом. Стены отделаны деревом, на окнах плотные шторы, на кроватях покрывала, собранные из лоскутков. Несмотря на старание хозяйки сделать помещения уютными, комнаты выглядели нежилыми. На первом этаже кухня-столовая и гостиная. Окно в пол выходило на открытую веранду. Мягкая мебель, телевизор в углу.
Бросив пальто на спинку кресла, Бергман сел, закинул ногу на ногу и, глядя в окно, спросил:
– Какие впечатления от беседы с Зориным?
Я опустилась в кресло рядом, сняв куртку. Клим, не раздеваясь, замер возле окна, спиной к нам.
Мы с Бергманом смотрели на него, ожидая ответа, он повернулся и сказал:
– Непохоже, что он чего-то боится. Раздражен – это да, что вполне естественно: самодеятельность тещи ему не нравится. И наше соседство тоже.
– По-твоему, мужику просто не повезло, что жены вдруг исчезают без видимой причины?
– Я этого не говорил, – усмехнулся Клим. – Причина наверняка есть. Возможно, он ее знает.
– Он считает, что его первая жена мертва, – сказала я. – А вот насчет второй… Лично я считаю, он уверен в обратном.
– Она жива-здорова? – задал вопрос Бергман.
– Насчет здоровья ничего сказать не могу. Но он совершенно точно убежден, что она жива.
– И по этой причине не рад тещиной инициативе?
Я пожала плечами.
– И что мы, по-вашему, имеем? Похищение с целью выкупа? Парень боится навредить жене и оттого помалкивает?