Четыре жизни академика Берга

Радунская Ирина Львовна

И еще раз невольно вспоминаешь Эйнштейна — не понятая даже физиками, его теория оказывала какое-то магическое действие на людей, совсем непричастных к науке. Эйнштейн был предметом всеобщего поклонения. Его адрес красовался в туристских справочниках. Он стал легендой при жизни. Девочка из Британской Колумбии писала ему: «Я вам пишу, чтобы узнать, существуете ли вы в действительности?»

Имя Скрябина тоже стало легендой при жизни. И не только благодаря ряду удивительных и необычных свойств характера и биографических ситуаций. Загадочным и не понятым современниками, он трагически умер сорока с лишним лет, не успев сделать самого главного. Может быть, действительно, он был на

пороге революции?

Итак, тупик или озарение? Кому под силу раскрыть тайну Скрябина? Может быть, это дело кибернетиков? Что, если им попробовать расшифровать математический код Скрябина? Ведь расшифровали же они с помощью электронной вычислительной машины письменность майя — племени, давно исчезнувшего с лица земли… И эта расшифровка полностью совпала с той, что была сделана другими методами.

Почему бы им не попытаться пролить свет на тайны композиции одного из самых замечательных музыкантов? Возможно, расшифровка метода письма Скрябина выведет нас на дорогу иного толкования мира звуков и гармонии? Может быть, Скрябин возвестил рождение новой музыки, музыки, свойственной нашему бурному и стремительному веку. Веку, который внес в науку мятежный и дерзкий дух отрицания старых истин и утверждения новых, веку «безумных» идей, оказавшихся движущей силой прогресса.

Что ж, ученые, возможно, раньше других поняли и почувствовали грозовой темперамент нашего столетия и сегодня уже не отмахиваются от «бредовых» на первый взгляд теорий: к ним жадно тянутся, ожидая от них решения самых головоломных, самых таинственных загадок природы.

Как это ни парадоксально, но редакции некоторых научных журналов не принимают статей, в которых нет этого новаторства, многообещающей «безуминки». Речь идет, конечно же, не о коэффициентах полезного действия, превышающих сто процентов, не о вечном двигателе и прочей чертовщине. Речь идет о тех пока не объяснимых и восхитительных способностях человеческого мозга, особенностях мышления, которые позволяют разуму вдруг оторваться от мира привычных вещей, от ритмичной, последовательной логики предыдущих знаний и устремиться в такие области мышления, о существовании которых человечество совершенно не подозревало или лишь смутно догадывалось.

Именно так родилась теория относительности, так ворвались в классическую физику идеи Бора, де Бройля, Гейзенберга, Шредингера. Они отказались верить только в очевидность, оттолкнулись от парадокса и раскрыли человечеству тайну жизни мельчайших кирпичиков материи, из которых сотканы земля и люди, звезды и цветы. Именно такой «безумной» идеи жаждут сегодня физики, изучающие мир элементарных частиц. Наука требует «безумных» идей.

Прозрение или заблуждение? Как часто этот вопрос сопутствует самым гениальным открытиям, витает вокруг тех имен, к которым, в конце концов прочно пристает эпитет «гениальный».

А что же музыка, мир гармонии, без которой трудно представить себе жизнь человека? Не настанет ли и для нее однажды момент великих перемен? И не был ли Скрябин пионером, носителем «безумной» идеи преобразования музыки?

Какая благодатная почва для слияния возможностей кибернетического и музыковедческого анализа, для содружества музыкантов и математиков, для объединения физиков и лириков!

Кто знает, может быть такая совместная работа станет новым этапом в изучении самой тонкой сферы человеческой деятельности — сферы творческого труда, — и мы перекинем мост от одного вида творчества к другому, поймем тайну музыкального, литературного, математического склада ума?

Берга, который знает и любит музыку, эта задача, мне кажется, должна увлечь. Возможно, проникновение одной специальности в другую, одного образа мыслей в иной чревато для человечества неожиданными психологическими эффектами и открытиями. Кибернетика намечает тут удивительно дерзкие маршруты.

Может быть, они-то и приведут человечество в страну будущего, о которой говорил Флобер: «Чем дальше, тем Искусство становится более научным, а Наука более художественной; расставшись у основания, они встретятся когда-нибудь на вершине»?

ЗАЧЕМ НАМ ЧУВСТВА?

Берг был среди тех ученых, которые отчетливо поняли значение новой науки для будущего. Они еще на заре возникновения предвидели ее революционизирующую роль в развитии цивилизации. А от людей, умеющих предвидеть, зависит судьба человечества. «Превосходство человека как биологического вида и его шансы на выживание заключаются в способности заранее предусмотреть ситуации внешнего мира, то есть в предвидении».

Человек унаследовал умение предвидеть от животных, но в примитивной форме условных рефлексов. Мы с полным правом можем сказать, что павловские собаки предвидели появление пищи вслед за привычным звонком. Однако человек в процессе эволюции прошел от все удлиняющейся цепи рефлексов к сознательной деятельности, к мышлению, к осознанию причинно-следственных связей, к истинному предвидению.

Эти рассуждения можно продолжить в область техники, науки, общественной жизни — тогда особенно ярко проявляется роль предвидения, этой удивительной способности человека.

И как всякой способностью, один человек наделен ею в большей степени, другой в меньшей.

Когда первые прозрения кибернетиков открыли перед исследователями новый путь к познанию человека — путь через изучение автоматов, ученые, умеющие предвидеть, оказали ему самую горячую поддержку. Естественно, их волновали тысячи вопросов. Удастся ли на основе исследования автоматов познать духовные процессы? Является ли мышление и связанное с ним творчество исключительной привилегией человеческого мозга или же возможно создать технические устройства, которые будут обладать этими способностями? С чего начинать и какой принцип положить в основу «творческих» автоматов? Обладают ли машины сознанием, психикой?

Многие традиционные представления должны были подвергнуться пересмотру. И это было трудно, неожиданно, неподготовлено. В книгах, посвященных физиологии человека и проблемам естественных наук, вышедших и середине пятидесятых годов, об автоматическом регулировании вообще не упоминается. Теория автоматического регулирования считалась принадлежностью только технических наук. Когда этот вопрос появился в повестке совместных обсуждений инженеров и специалистов, исследующих человеческую психику, многих он поверг просто в панику.

Но умеющие предвидеть говорили: «Мы должны дерзать».

Для Берга путь познания духовной жизни человека через познание автоматов с самого начала казался единственно возможным на современном уровне техники и естественных наук. Он умеет верить цифрам, а цифры показали полную невозможность понимания мыслительных процессов другим путем. Ему, радиоинженеру, легко было сделать красноречивый расчет: обычное радиотехническое устройство содержит несколько сот переключателей, сопротивлений, конденсаторов, индуктивностей, электронных ламп или полупроводниковых элементов. Электронные вычислительные машины — от 10 до 100 тысяч. Нервная система человека содержит около 15 миллиардов нейронов. Для анализа радиоприбора сложностью в 200 переключающих элементов радиотехнику требуется 5 часов. Сколько же часов потребуется естествоиспытателю, чтобы проанализировать нервную сеть с 15 миллиардами переключателей? Решите сами эту несложную задачу.