Четыре жизни академика Берга
Шрифт:
Но математики охладили пыл юристов:
— Вычислительная машина не может, подобно человеку, сопоставлять отпечатки по их виду. Проблема распознавания машиной зрительных образов еще не решена. Да, кроме того, если сравнивать отпечатки так, как предлагают юристы, то далеко не уедешь. Это слишком медленный процесс.
Юристы, в свою очередь, сообщили математикам, что давно уже не пользуются примитивным, ручным методом. Ведь при этом пришлось бы иметь полные коллекции отпечатков в каждом городе или терять время на пересылку отпечатков в центральную картотеку. Юристы теперь описывают отпечатки пальцев кодом — набором основных элементов тех сложных узоров, которыми отмечен каждый из нас.
— Но нам этого мало, — продолжали юристы, — преступник не всегда оставляет отпечатки пальцев. Однако есть еще одна особенность, присущая только данному индивиду. Это совершенно особый химический состав пота. Он так же уникален, как и отпечатки пальцев. Пока это используют лишь служебные собаки, тонко различающие запахи. Научите этому и машину.
Тут математики насторожились — юристы не упрощали задачу, а усложняли ее. Лишь недавно электронную машину научили читать. А они требуют, чтобы она не только «читала» узоры, но еще и улавливала запах. Это опять упирается в проблему распознавания образа, уже химического, еще более сложную проблему.
— Но, может быть, машина сможет сличать фотографии? — подлили юристы масла в огонь.
— Поймите, — убеждали их математики, — это неразрешимая задача. Ну как можно безошибочно дать заключение о тождестве или различии во внешности человека, если приходится сравнивать фотографии, сделанные в молодости и в зрелом возрасте. Одни признаки сохраняются, другие с годами сглаживаются, некоторые возникают вновь. Криминалист все это как-то улавливает, а машина? Можно ли обеспечить достоверность, сравнивая фотографии, сделанные анфас и в профиль? Или такая ситуация — преступник сделал пластическую операцию. Как в этом случае при помощи фотографии опознать его? Вопрос, приобретающий большую важность при розысках нацистских преступников.
— Мы отвечаем на эти вопросы при помощи словесного портрета, — объяснили юристы. — Словесный портрет — это описание внешности человека, составленное специалистом, умеющим выделить главные, характерные и бросающиеся в глаза черты лица. Словесный портрет может быть быстро передан по телеграфу, телефону и радио туда, где еще нет фототелеграфа. Более того, специалист-художник может в соответствии со словесным портретом нарисовать изображение, весьма близкое к внешности разыскиваемого человека. Такие репродукции в некоторых случаях помещались в газетах и на афишах и помогали розыску. Вот мы бы и хотели поручить составление словесного портрета машине, чтобы избежать ошибок, от которых не застрахован лучший специалист.
— Но ведь все это снова упирается в проблему распознавания образов, — терпеливо объясняли математики. — А чтобы электронная вычислительная машина могла опознать или описать цифровым кодом запах, фотографию, почерк или отпечатки пальцев, она должна иметь очень тонкий специфический анализатор — химический или графический. В этой области человек пока вне конкуренции. Ведь мы издали узнаем знакомого по силуэту, по походке, по манере держаться. И мы определяем не только то, что идет мужчина или женщина, но знаем, что это Иван Петрович, а не Петр Иванович. «Распознавание образа» — так мы называем проблему обучения электронной вычислительной машины различению объектов по их признакам. Нужно научить ее без человека кодировать признаки. Но пока мы здесь далеко не продвинулись. Это сейчас одна из основных проблем кибернетики.
И
И еще один ценный подарок получили юристы — в Риге разработан алгоритм, позволяющий сравнивать фотографии, на которых лица изображены в различных ракурсах. Но криминалисты этим не удовлетворились — они мечтают о машине-следователе! Они снова атакуют математиков: почему есть машина-диспетчер, машина-библиограф, машина-шахматист, но до сих пор нет машины-следователя?
На одну из таких дискуссий они пригласили Берга. Спор разгорался. Берг наблюдал, наблюдал это столкновение льда и пламени, поначалу улыбался, потом покраснел, потом прищурил глаза — что всегда предвещает у него взрыв — и… вылетел на трибуну.
— От общих мест всегда полезно перейти к конкретным действиям, — сказал он. — Я предлагаю всем собранием отправиться в клинику профессора Вишневского и ознакомиться с опытом диагностирования болезней при помощи электронной вычислительной машины. Врачи научили машину по комплексу признаков ставить диагноз заболевания. Так здорово научили, что она теперь спорит с лучшими профессорами. Недавно они разошлись во мнениях, и победила… машина. Так вот, надо вам поучиться у клиницистов. Ведь преступность — это тоже болезнь. Болезнь общества. В память машины мы можем ввести истории предыдущих преступлений. Сравнивая каждое новое преступление с тысячами предыдущих (а ведь память машины с каждым днем растет, увеличивается и скорость ее работы), машина поможет нам не только опознать преступника, но она нарисует четкую географическую карту преступности. Она укажет очаги хулиганства, вплоть до района и двора. Она поможет в профилактике преступности, так как мы заранее сможем сконцентрировать свое внимание на воспитательной работе в отдельных районах.
Нечего и говорить о том, что юристы и математики аплодировали Бергу, о несогласии не было и речи, а разговор пошел о конкретных возможностях создания машины-следователя.
Все это происходило не так уж и давно. А в наше время темп жизни космический. В Совете по кибернетике была создана секция «Кибернетика и право», в нее вошли виднейшие криминалисты и математики, что сулило новые сюрпризы для будущих Шерлоков ХОЛМСОВ.
НЕРАЗГАДАННЫЙ ШИФР СКРЯБИНА
В небольшой комнате, почти заполненной двумя роялями, уместился десяток стульев и десятка полтора людей разного возраста. Все они не отрываясь смотрели на руки черноволосого смуглого юноши, бушующие над клавиатурой.
Пианист, которому предстоял ответственный концерт, «обкатывал» программу для друзей. Один из них пригласил и меня. Весь вечер звучал Скрябин. И надо сказать, в первоклассном исполнении.
Почти каждый любитель музыки проходит полосу увлечения Скрябиным и выходит из нее как из бури: потрясенный, покоренный стихией. Каждое произведение Скрябина — этюд ли, большое ли программное полотно — мучительная проблема и для пианистов и для музыковедов, проблема техническая, эстетическая, философская. Его не только трудно играть, его трудно понять, не воспринимая музыкальную тему в совокупности с его мировоззрением, философией. А вокруг этого накручено столько легенд, что мало кто даже из знатоков может толком ответить на вопросы любителей скрябинской музыки.