Четыре жизни академика Берга
Шрифт:
Замечательные работы в области медицинской кибернетики ведутся в Минском мединституте, там проводят важные исследования по диагностике опухолей головного мозга. И мединститут, и Нейрохирургический институт имени Поленова, и Институт экспериментальной медицины восприняли опыт Института хирургии имени А.В. Вишневского и теперь участвуют в создании программы для машинной диагностики заболеваний центральной и периферической нервной системы. Это весьма важные работы. Потому что использование математического подхода к анализу заболеваний — основа для создания общей теории диагнозов. Глядишь — и медицина станет точной наукой!
Сделать медицину всесильной — что может быть важнее для человечества? Здоровье человека — что есть более
Поэтому живет такой напряженной жизнью Совет по кибернетике, обобщающий и направляющий все работы в этой области.
И это, конечно, самое квалифицированное руководство, так как в Медицинскую секцию Совета входят виднейшие советские медики и биологи: академики В.В. Парин (председатель секции), Е.Б. Бабский (он с группой ученых создал удивительный прибор — стимулятор сердца), П.К. Анохин, Г.М. Франк (директор Института биофизики АН СССР, в котором успешно развивается биокибернетика), профессор М.Л. Быховский из института имени А.В. Вишневского и многие другие.
И в этой области кибернетики особенно ярко вырисовывается роль Берга, цементирующего отдельные направления, помогающего гармонично сочетать возможности разных наук. Для медиков и биологов, специалистов в своей области, такая помощь бесценна, без нее они еще долго варились бы в собственном соку, потому что воспитать ученых, одинаково сведущих в медицине, математике и электронике, не так просто. Это необходимо, но это дело будущего.
Возможно, поэтому академик Анохин, ученый с мировым именем, пишет однажды Бергу такое восторженное письмо:
«Ваша деятельность слишком большая и многообразная для того, чтобы ее можно было выразить в нескольких полосках телеграфного шрифта… И в наших встречах было нечто большее, чем может передать холодная телеграмма. Вот почему мне захотелось отметить более полно то, что мне кажется большим и полезным в Вашей благородной деятельности трибуна нового в науке.
Едва ли кто-либо другой с такой смелостью смог бы критически отмести старые заскорузлые традиции в осторожном внедрении достижений кибернетики и электроники положительно во все области нашей жизни. Мне приходилось не раз слышать недоуменные вопросы в общем умных людей: “Позвольте, ведь кибернетика, радиотехника, электроника — все это для машин, для заводов. А при чем же здесь планирование?”
То, что в далеких от техники областях, какими являются, например, планирование, педагогика и др., стали говорить и смело применять достижения электроники, это, несомненно, результат Вашей инициативы, неукротимой энергии.
Вы подняли авторитет этих новых исканий на огромную высоту. Вы привлекли внимание самых широких научных кругов к проблемам кибернетики и радиоэлектроники, и это, несомненно, большая заслуга.
Все советские исследователи очень высоко оценивают возбуждающее влияние Вашего примера на нашу подрастающую научную молодежь. В медико-биологические науки и лаборатории освежающей струей вошли физика, математика, электроника — и это также, несомненно, результат Вашей горячей пропаганды и грандиозной организаторской деятельности.
Но, пожалуй, не меньшее значение имеет также и Ваша постоянная забота о том, чтобы в этом естественном порыве наших ученых и особенно молодежи к точному, математизированному знанию и к моделированию сложных явлений жизни, соблюдены были разумные пропорции. Вы всегда предупреждаете, чтобы не растерялись творческие ресурсы того, что составляет для всех нас основную и непререкаемую ценность, — ресурсы человеческого мозга.
Мне вспоминается, как однажды мой учитель И.П. Павлов в узком кругу своих учеников, вспоминая чудачества некогда известного принца Ольденбургского, сказал: “Я признаю только один аристократизм — это аристократизм ума”. У меня всегда вызывала большое уважение именно эта Ваша забота о творческих ресурсах человеческого мозга, о его неисчерпаемых возможностях создавать новые и большие
Я считаю себя счастливым, что мне довелось встретиться с Вами в процессе разработки интересующей нас обоих проблемы — нейрокибернетики.
И хотя наши встречи стали в последнее время реже (я надеюсь, что не попал в “папку антикибернетиков”?!), я навсегда останусь покоренным Вашей энергией и энтузиазмом, благородной верой в большое новое дело.
Медики, клиницисты и теоретики всегда будут благодарны Вам за то, что, отбросив в сторону теорию “естественного” врастания в новое, Вы смело и стремительно призвали их на путь использования огромных возможностей кибернетики и электроники.
И не может быть двух мнений о том, что Ваша борьба, личный пример и энтузиазм оказали самое положительное влияние на советские медико-биологические науки. Продолжайте же, дорогой Аксель Иванович, и дальше развивать еще много лет это большое государственное дело, заражайте окружающих Вашей неиссякаемой энергией и пылким энтузиазмом! И я уверен, что медики, вопреки своим профессиональным склонностям, не будут бороться с этим благородным видом “телеинфекции”, а Ваше имя, несомненно, будет вписано большими буквами в историю нового этапа Советской Биологии и Медицины. Всегда искренне Ваш П.К. Анохин».Глава 4
ВСТРЕЧА НА ВЕРШИНЕ
РОЗЫ И РЫБА
Читаешь «Проблемные записки», и бросается в глаза органическое переплетение многочисленных научных направлений, тесное содружество разных секций. Секция бионики, например, изучает живые организмы с целью перенесения в технику выработанных природой принципов движения, ориентации, навигации, управления, биологической надежности. Тут и изучение органов зрения и слуха, и моделирование систем управления в нервных сетях, и изучение мышц как генераторов энергии. И все это для того, чтобы использовать опыт живой природы.
Вероятно, это и имел в виду Берг, когда записывал свои соображения по поводу антикибернетических статей: «Для человека всегда возникает утилитарный аспект знаний — нельзя ли с пользой для себя употребить законы и явления природы?»
20 декабря 1965 года в Московском государственном университете Берг открывает конференцию по бионике. Актовый зал, вмещающий более двух тысяч человек, переполнен. Доклады, казалось бы, по зубам только очень узким специалистам. Однако аудитория, которую они собрали, поражает своим разнообразием. Тут и журналисты, освещающие новые проблемы науки и техники в таких журналах, как «Природа», «Наука и жизнь», «Знание — сила»; тут и военные (я спросила у Марка Галлая, что привело его, летчика и инженера, в столь специфическое собрание. «Проблема “человек — машина”, надежность человеческого мозга, тесты для профессионального отбора летчиков», — ответил он). Сюда пришел Александр Крон, драматург и романист, самый что ни на есть «чистый» литератор… Что же привело его в среду ученых? Оказывается, он пишет пьесу о биологах. И вот сидит Александр Крон с блокнотом и внимательно слушает доклады: «Морфофункциональные типы скелета тазового пояса млекопитающих», «Разные аллюры млекопитающих как возможные движения рычажных машин», «Теория подъемной силы кальмара», «Эксперименты по магнитной ориентации птиц», «Роль гравитационных волн в ближней ориентации рыб», «Влияние магнитных полей на процессы обучения мышей в Т-образном лабиринте», «Автомат, моделирующий функции образования двигательных навыков у животных», «Прогнозирование надежности работы системы “человек — машина” и гелио-геомагнитные факторы» и т. д. и т. д.