Четырехугольник
Шрифт:
И ведь делала. В другой раз он пошил в ателье бордовый костюм. Он хотел пошить белый пиджак с черными крапинками – такой он видел по телевизору на американском космонавте, – но в ателье имелась только черная унылая ткань и еще бордовая. Он гордо пришел к Леночке, ожидая ее одобрения, а она:
– В таких костюмах ходят только где-то в очень глухой деревне. В лучшем случае в райцентре.
Настроение было испорчено безоговорочно, но он тотчас поверил ей и подчинился, больше он этот костюм никогда не носил. Он всегда доверял ее вкусу, вкус у Леночки был наследственный и безупречный, так, по крайней мере, всегда считал Левин. И в самом деле, Леночка как в воду глядела: в скором времени появились новые русские в малиновых и бордовых пиджаках –
А часы «Ролекс»?! Опять-таки Леночка достала их у фарцовщика и торжественно вручила Левину. Потом, правда, Миша Бялик утверждал, что «Ролекс» у Левина не настоящий, потому что родной швейцарский «Ролекс» стоит десятки, а может, и сотни тысяч долларов. Вероятно, он был прав, но Леночкины часы честно прослужили двадцать лет и служили бы еще долго, если бы их не украли.
Вообще Леночка оказалась очень ценным человеком. У нее везде водились свои люди, свои фарцовщики. Левину она долго меняла рубли, деревянные, которые каждый день теряли в цене, – на американские доллары. На зелень. Хотя еще не отменили статью. Но время было уже не то, совок загибался, и на статью не обращали внимания. Он, конечно, давал Леночке деньги, деньги у него водились, – да только деревяшки и водились, купить на них ничего было нельзя, – но Фифочка стоила того. У нее зелень всегда была по хорошему курсу.
Только раз нехорошо вышло. В торговле было пусто абсолютно. Смеялись: как у Торричелли. Союз в агонии: то Тбилиси, то Вильнюс, то Сумгаит [27] , а Леночка достала американские платья. Левин их запомнил надолго: белое с зеленым, никаких других не было. Красивые платья. Все и накинулись. Подшивали, ушивали. И вот на Новый год вся компания, все женщины – все в одинаковых платьях…
Теперь ему казалось, что он совсем не собирался на Леночке жениться. И все же, если бы она захотела… Так хорошо, что хоть за одну ночь… Как там, полцарства за коня… Нет, за эту бесподобную, неутомимую кобылицу… Ведь все знал: и про рога, и что обед не сварит, и что капризна, и что на уме одни мужики. И еще тряпки. Хотя какое это высокомерное, совковое слово: «тряпки». Мнили о себе много, хотели учить мир, а сами с голой задницей… Вот и вся правда…
27
События в Тбилиси – во время разгона антисоветского митинга в Тбилиси в ночь на 9 апреля 1989 года с применением химических веществ и саперных лопаток погибли 19 человек, сотни были ранены или получили разной степени повреждения (отравления).
В ходе штурма телебашни и здания радиокомитета в Вильнюсе 13 января 1991 года подразделениями Советской армии и группы «Альфа» погибли 15 человек, около 900 человек были ранены.
В ходе армянских погромов в Сумгаите 27–29 февраля 1988 года общее число жертв, согласно официальной версии, составило 32 человека, по неофициальной – более 200.
Да, все знал, Фифочка и не скрывала. Но все равно подумывал. Гнал от себя эту мысль, а она возвращалась. Он ее, мысль эту, в дверь, а она в окно…
И вот месяца три-четыре прошло – днем кооператив, бандитская эта качалка, расписанные подонки, быдло, мат-перемат, а по ночам, вернее, через ночь Леночка. Отрада за все его труды. И вот что обидно: она и не думала про него всерьез. Может, оттого, что без изысков? Хотя он ведь очень скоро воспринял, кое-чему научился. Или оттого, что слишком серьезный? Он не понимал тогда, и сейчас тоже… Одним словом, только легли:
– Слышишь, Володя, я выхожу замуж.
– За кого? – Он не сразу понял. Подумал: может, за него? Он не собирался, но если бы она велела… Он не знал, как мог бы поступить… Леночка из него веревки могла вить. Любовь? Наваждение? Что-то вроде того. Она завлекала его своими ночами, своей неистовостью, своим необыкновенным сексом.
– За
Только теперь понял Левин, что – не он, совсем не он Леночкин избранник. А – кто? Почему? Выбрала другого на роль рогоносца? Или – любовь? А с ним как же? Не разберешь, кто этот другой: счастливчик? Или наоборот?
Он ведь через ночь приходил. А другими ночами, значит, особенно по выходным, никакая, выходит, не подруга. Хотя… И трусы, значит, вовсе не подружкиного ёбаря?
– Что за человек? Я его знаю? – не спросил, прохрипел. Что-то сразу сделалось с голосом.
«Почему не я?» – хотел спросить Левин, но не стал.
– Хороший человек, – проворковала Фифочка. – Да ты не волнуйся, для нас с тобой ничего не изменится. – Ее рука соскользнула вниз, прямо на сакральное место, так что Левин едва не застонал от сладостной боли.
– То есть как? – спросил он. – Как ничего не изменится?
– Он пока останется в Екатеринбурге. У него там дела. Он будет только приезжать.
– Кто он? – снова спросил Левин.
– Он бухгалтер на бандитской фирме. Они там сейчас выводят деньги, – поделилась Леночка. – Директор у них под крышей.
– Бухгалтер? – не без ревности переспросил Левин. Будь его соперник космонавтом, или летчиком, или кем там еще, он мог бы понять. Но бухгалтер? Человек в нарукавниках, сидящий за калькулятором?!
– Вообще-то он инженер. Но ты же знаешь, что инженеры сейчас не нужны. И получают инженеры копейки.
– Хоть богатый?
– Пока не очень, – сообщила Леночка. – Но они там выводят деньги с завода. Говорит, что скоро разбогатеет. Такое время, что нужно спешить!
О, это была замечательная ночь! Наверное, одна из самых замечательных ночей в его жизни! Он обожал Леночку! В том, что она была чужая жена, но принадлежала ему, Левину, – что в эти дивные ночи принадлежала без остатка, что Миша Бялик находился где-то далеко и не мог помешать ему наслаждаться с Леночкой, что его фаллос был так же тверд, как рога этого бухгалтера, в этом заключалось что-то особенное, возбуждающее, греховное, пьянящее!
Грех правил бал на Земле! Уж он-то, Левин, видел эту жизнь изнутри, видел эти рожи, эти татуировки, что становились хозяевами жизни. Вчера еще правили директора, что учреждали кооперативы прямо в сердце своих заводов и высасывали из них кровь, вчера еще командовали начальники со Старой площади [28] , а сегодня – эти!
Он включал телевизор и видел те же лица и бесконечный съезд. Жизнь явно шла не туда, иллюзии таяли, как тает весенний снег, – и только у Леночки все было прелестно! Пир во время чумы! Что же, пусть будет пир во время чумы! Леночка умела, как старый ослоухий Мидас, превращать грязь в золото!
28
На Старой площади находились основные корпуса, где располагался ЦК КПСС.
Она сдержала слово: в их жизни ничего не изменилось. Миша Бялик прилетал на несколько дней, проводил их на Смоленской набережной в их широкой, мягкой постели, где по-прежнему витал неистребимый дух бедняги Погоржельского – это его эротические картины, фаллические фигуры на спинке кровати из слоновой кости и многогрудая Афродита кричали от любви, а Леночка была похожа на вечно юную жрицу Астарты, – прилетал и улетал обратно в свою рифейскую столицу, где чахли заводы, где воздух на годы вперед был пропитан металлической пылью, а уралмашевские сводили счета с центровыми [29] . Улетал выводить деньги. Но деньги, сколько их ни выводили, отчего-то не иссякали.
29
Уралмашевские и центровые – наиболее крупные и известные криминальные группировки в Свердловске (Екатеринбурге).