Четырнадцать дней
Шрифт:
Вторник 31 марта – текущий день – в каком-то смысле открыл для меня новый этап, ведь я начала вести записи в книге Уилбура. Вообще, я собиралась всего лишь заносить статистические данные, но процесс несколько вышел из-под контроля и перерос в нечто большее.
Статистика сегодня тоже в каком-то смысле знаковая: по сообщению «Нью-Йорк таймс», количество смертей от ковида в городе перевалило за тысячу. В самом Нью-Йорке насчитывалось 43 139 заболевших, а во всем штате – 75 795. Из пяти городских районов Квинс и Бруклин пострадали сильнее всего: в них насчитывалось 13 869 и 11 160 случаев соответственно; в Бронксе – 7814; на Манхэттене – 6539; на Статен-Айленде – 2354. Когда числа записываешь, то словно приручаешь их, и они кажутся
После обеда шел дождь. Я поднялась на крышу, как обычно, за пятнадцать минут до заката. Вечернее солнце отбрасывало длинные тени на умытую дождем Бауэри. Между завываниями сирен город стоял пустой и тихий. Как непривычно и странно умиротворяюще! Ни машин, ни клаксонов, ни несущихся по тротуарам домой пешеходов, ни гула самолетов над головой. Чистый, промытый дождем воздух, полный мрачной красоты и волшебных знамений. Без выхлопных газов пахло свежестью, что напомнило мне недолгую счастливую жизнь в Вермонте, до того как… да ладно, не важно.
Улицы постепенно погружались в сумерки, а на крыше один за другим собирались завсегдатаи. В семь часов, когда с окружающих зданий донеслись первые вопли и звон кастрюль, мы тоже встали и, как обычно, засвистели, захлопали и заорали – все, кроме жилички из 2В. Она так и сидела, копаясь в телефоне. Уилбур предупреждал, что она из тех принцесс, которые вызывают управдома даже в том случае, когда нужно поменять перегоревшую лампочку, но, по крайней мере, чаевые она тоже дает королевские. «Она чистейший нью-йоркский уксус, – написал он, добавив одну из своих загадок: – Лучшее вино превращается в самый кислый уксус». Понятия не имею, о чем он. Думаю, ей уже за пятьдесят, одевается во все черное: футболка и выцветшие черные джинсы в обтяжку. Единственные цветные вкрапления – потеки и пятна краски на изрядно потертых мартинсах. Похоже, она художница.
– Не хотите к нам присоединиться? – поинтересовалась у Кислятины квартирантка из 3C, названная в «Библии» Флоридой.
По тону вопроса сразу стало ясно, что эти двое давно знакомы. Флорида (прошлый управдом не объяснил происхождение прозвища, – возможно, все так ее звали) была крупной, грудастой дамой лет пятидесяти, от которой исходило ощущение неугомонности. Волосы уложены безупречно, словно она только что вышла из парикмахерской, поверх рубашки с блестками накинута переливающаяся золотистая шаль. В «Библии» Уилбур назвал ее сплетницей и метко добавил: «Сплетни – это когда о человеческом роде болтают любители оного».
Кислятина ответила Флориде ледяным взглядом.
– И почему же нет? – допытывалась та.
– Устала без толку орать на весь мир, спасибо.
– Мы поддерживаем тех, кто борется с эпидемией. Люди жизнью рискуют!
– О да, вы, безусловно, возвышенная и святая личность. И как же вопли на крышах помогут им побороть эпидемию?
Флорида уставилась на Кислятину:
– Логика здесь ни при чем. Esto es una mierda [1] , и мы пытаемся показать им нашу поддержку.
1
Дело дрянь (исп.). – Здесь и далее, если не указано иное, – примеч. перев.
– Вы полагаете, громыхая кастрюлями, можно что-то изменить?
Флорида подтянула золотистую шаль, осуждающе сжала губы и уселась на свое место.
– Когда ковид закончится, будет так же, как после одиннадцатого сентября, – заметила Дама с кольцами после недолгого молчания. – Про него никто не захочет говорить. Так не упоминают о самоубийце.
– Про одиннадцатое сентября молчат, потому что тогда Нью-Йорк получил ПТСР [2] , – заявила Мозгоправша. – Я все еще работаю с пациентами, чья психика травмирована
2
Посттравматическое стрессовое расстройство.
– Почему это никто не говорит про одиннадцатое сентября? – возразила Хелло-Китти. – Да только про него везде и слышно! Можно подумать, половина Нью-Йорка бежала с башен, задыхаясь в дыму и пыли. То же самое будет и с ковидом. «Давайте я расскажу, как пережил Великую пандемию 2020-го!» Не заткнешь их потом!
– Ай-ай! – пожурила Кислятина. – Да ты хоть на свет-то родилась, когда случилось одиннадцатое сентября?
Хелло-Китти затянулась вейпом и пропустила вопрос мимо ушей.
– Представить страшно, сколько пациентов с ПТСР будет после пандемии! – заметил Евровидение. – Господи, да мы всю жизнь потом к психотерапевтам ходить будем!
Он хохотнул и повернулся к Мозгоправше:
– Вот ведь повезло вам!
Та молча смотрела на него.
– Нынче все страдают от ПТСР, – гнул свое жилец. – У меня ПТСР из-за отмены Евровидения 2020-го. Впервые с 2005 года я пропускаю такое событие!
Он схватился за грудь и скорчил гримасу.
– Что такое Евровидение? – поинтересовалась Флорида.
– Конкурс эстрадной песни, дорогуша. Для участия отбирают исполнителей со всего мира с оригинальной композицией, по одному певцу или группе от каждой страны. Победителя выбирают голосованием. Шестьсот миллионов зрителей смотрят конкурс по телевизору. Этакий чемпионат мира по футболу, только среди музыкантов. В этом году его планировали провести в Роттердаме, но на прошлой неделе отменили, а я уже купил билеты на самолет, оплатил гостиницу и все остальное. Так что теперь, – он принялся усиленно обмахиваться, – доктор, помогите, у меня ПТСР!
– ПТСР не тема для шуточек, – ответила Мозгоправша. – Как и одиннадцатое сентября.
– Одиннадцатое сентября никуда не ушло, – добавила женщина лет тридцати (в «Библии» названа Дочкой Меренгеро, квартира 3В). – Все еще живо в памяти. Оно коснулось всех нас, включая мою семью, хотя они и вернулись в Санто-Доминго.
– Вы потеряли кого-то из близких одиннадцатого сентября? – с вызовом спросила Дама с кольцами.
– В каком-то странном смысле – да, потеряла.
– И в каком же таком смысле?
Она глубоко вздохнула.
– Mi papa [3] был этаким здоровенным меренгеро. Если вы не в курсе, то так называют музыкантов, которые зарабатывают на жизнь, играя музыку для доминиканского танца меренге. Он частенько играл в «El Show del Mediodia», то есть в «Полуденном шоу», в том самом, которое смотрит вся Доминикана. Вообще-то, оно до сих пор идет на телевидении.
Как только Дочка Меренгеро заговорила, я поняла, что впереди целая история, и меня осенило. Лет с двадцати я завела привычку записывать разговоры людей вокруг – особенно всякую чушь, с какой парни подкатывали ко мне в баре. Я как бы невзначай оставляла телефон на столике, стойке бара или в кармане, а если ехала в метро, то делала вид, будто копаюсь в нем, на самом деле записывая все, что нес какой-нибудь придурок. Вы представить себе не можете, какую коллекцию я насобирала за все эти годы! Сколько великолепных часов дебилизма и гадостей запечатлены для потомков! Если бы только удалось получить за них денежку – на «Ютубе» или еще как-то. На самом деле, там не только полная чушь. Хватает всякого: горя, смеха, доброты, исповедей, мечтаний, кошмаров, воспоминаний и даже преступлений. Поздно ночью в метро на маршруте Е незнакомцы вам такого порасскажут…
3
Мой отец (исп.).