Четырнадцатилетний истребитель
Шрифт:
– Это как командир...
– и посмотрел на Дымова.
– Может, и вправду возьмем его, товарищ лейтенант? Хоть на кухню?..
Дымов знал, что это невозможно, потому что командир части "железный" капитан Богданович не допустит малейшего самоуправства, но бойцы и мальчишка смотрели на него с такою надеждою, будто он сам может решить, и, чтобы не показать свою беспомощность и убедить их, что не держит больше зла на своего "противника", лейтенант согласно кивнул. И тут уже окончательно просветлело лицо мальчишки. Вырвал он у сержанта котелок и так принялся за кашу,
Оставив котелок, он забрался на нары и тут же уснул.
К полудню железная крыша накалилась, и в вагоне стало нестерпимо душно. Бойцы раздвинули двери. На первой же станции они собрались наполнить водою фляги, но только поезд остановился, раздался знакомый солдатам голос:
– Ну где тут "заяц"?
Бойцы соскочили с нар, вытянулись. По стремянке взобрался в вагон капитан Богданович, а за ним - комиссар Филин. Богданович - худой, высокий, смуглый, строгий на вид. Комиссар Филин тоже старался выглядеть строгим, но глубоко запавшие глаза, прикрытые лохматыми бровями, если присмотреться, были смешливыми и вызывали улыбку. Бойцы не переставали удивляться глазам комиссара, примечавшим все, и объясняли полушутя его исключительное свойство фамилией. Филин - птица, которая и ночью видит. И теперь комиссар сразу заметил за спинами солдат "зайца" на нарах...
– Вот он, товарищ капитан!
– И, шагнув мимо расступившихся солдат, стал будить мальчишку: - Э-э... приехали, подъем...
Мальчишка за время путешествия на колесах, видно, привык к частой побудке. Он проворно вскочил с нар и, протирая глаза, изучал воинские знаки различия командиров.
– Куда, малец, путь держишь?
– строго спросил Богданович.
"Заяц" по всей форме доложил:
– На фронт, товарищ капитан.
– Ну-ка, фронтовик, слазь...
– Глянь-ка, чего он выдумал?!
– искренне удивился мальчишка и посмотрел на бойцов с лейтенантом: мол, втолкуйте ему, что я еду с вами. Но те, однако, почему-то промолчали.
– Вот что...
– посоветовал капитан, - залезай на обратный и дуй до дому...
– Обратно не поеду, - с вызовом ответил мальчишка и направился к двери.
– Сдать коменданту станции, - приказал Богданович лейтенанту.
– Товарищ капитан, - обратился лейтенант, не выдержав укоризненного взгляда мальчишки, - может, разрешите...
– Не разрешаю!
– гаркнул Богданович.
– Это вам война или детский сад?!
Пацан, улучив момент, выскочил из вагона...
– Дымов, изловить "зайца"!
– приказал капитан.
Лейтенант бросился за беглецом, но поезд тронулся...
На следующей остановке в погруженной на платформу машине Дымов нашел "зайца" и, окружив его с солдатами, "изловил" и сдал военному коменданту. Но только поезд набрал скорость, крыша вагона, в котором ехал взвод Дымова, прогремела жестью. А на стоянке дежурные зенитчики доложили лейтенанту:
– "Заяц" сидит на вашей крыше.
– Снять, - приказал юный лейтенант. По жестяным крышам загрохотали тяжелые сапоги солдат. Но
Как только эшелон остановился, Дымов с бойцами бросился на розыски и скоро доложил капитану, что "заяц" исчез.
– Не может такой сдаться без сопротивления! Ищите!
– приказал Богданович.
Но "заяц" исчез. Капитан не мог поверить этому и пришел во взвод лейтенанта Дымова:
– Ну, признавайтесь, сховали?
Капитана тревожило, что мальчишка мог сорваться с крыши на ходу поезда. Бойцы и лейтенант были расстроены не меньше. Они даже имя у мальчишки не выпытали.
Стемнело. Воинский эшелон сейчас летел без остановки.
Все чаще попадались по пути отметины войны - черные остовы разбитых станций, скелеты сгоревших вагонов, степь, исклеванная, словно оспой, воронками бомб. И мысли у семнадцатилетнего лейтенанта были те же, что у его бойцов, которым было по двадцать или около... Скоро они будут жечь не фанерные, а настоящие фашистские танки. Прощай, учеба, марши, тревоги! Колеса отбивают: "На фронт, на фронт..." На сердце и радостно и как-то тревожно.
2
– На разгрузку пушек и машин даю полчаса, - бросил капитан.
Дымов спрыгнул с вагона. Бойцы открыли борта платформ и прилаживали помост. Шоферы раскручивали железные тросы, крепившие машины. Торопились. Уже доносился рокот немецких самолетов, летевших на большой высоте.
Богданович подошел ко взводу на исходе тридцатой минуты, когда бойцы и лейтенант скатывали с платформы последнюю пушку.
– Рассредоточивайте технику!
В открытой степи от бомбежки погибель. Машины, нагруженные снарядами, с пушками на прицепах быстро разъезжались по овражкам. Капитан собрал командиров, чтобы поставить им задачу. И тут машинист паровоза поднял темную фигурку с черным, как у негритенка, лицом, на котором сверкали одни белки глаз.
– Ты?!
– обрадовавшись, ахнул капитан. "Заяц", наделавший столько переполоха, был жив и невредим.
– Небось на тендере ехал? В уголь зарылся?
– Ага, - звонко чихнул мальчишка.
– Как тебя зовут?
– впервые улыбнулся капитан.
– Иван я, Федоров - фамилия. Апчхи!..
– Находчивый ты, Федоров.
– А как же... Возьмете теперь?
– спросил Ваня; он не спускал глаз с Богдановича, и столько надежды и веры отражалось в них, что сердце железного капитана дрогнуло. Он разжал зубы и, сердясь на себя за минутную слабость, выдавил:
– Накормить и отправить назад!
– Эй, Удовико, принимай пополнение!
– крикнул Дымов и, толкнув мальчишку к оврагу, побежал на сбор командиров.
На дне оврага стояла полуторка, доверху наполненная ящиками с консервными банками и мешками; на прицепе дымилась кухня. Сухонький, уже немолодой шофер Овчинников подкладывал в топку ломкие прутья краснотала, да так и застыл от удивления...
Из кабины вывалился круглый, невысокого роста, с заспанным лицом сам повар Удовико.
– Чего еще?
– протирая глаза, спросил он.