Четырнадцатое, суббота
Шрифт:
Я вышел на берег, тяжело восстанавливая дыхание. Струи воды потоками стекали к моим ногам. Заметив подбегающего командора, я развел руками, не смея поднять на него глаза. Комплекс вины почему-то уже обуял меня, в мыслях я оправдывался, хотя никто мне не сказал еще ни слова упрека. Да и что в этой ситуации я мог сделать один? В том, что мы остались без плота и без вещей виноват не только я…
Но все-таки Бог на свете есть, и его посланником на этот раз выступил наш товарищ.
– Вон он!
– раздался откуда-то сверху голос Лёхи.
– Там, за поворотом!
Мы с командором посмотрели наверх. Лёха стоял на береговой терраске и пальцем указывал вниз по течению реки.
– Его прибило к галечной отмели!
Спотыкаясь о прибрежные камни, мы стремительно помчались за поворот. Там река расширялась и успокаивалась, а на каменистом перекате застрял наш несчастный перевернутый плот. Не веря такой поистине фантастической удаче, мы бежим к нему по мелководью, едва не сбиваемые с ног потоком. Первым делом я выбрал веревку, которую упустил несколько минут назад, смотал ее в бухту, достал стропорез и уверенным движением перерезал конец, уходивший под плот.
– Зачем?
– удивился командор.
– Катька там! На том берегу! Спасать надо!
Катька решила, что все мы сволочи и негодяи, бросили ее одну на произвол судьбы, а сами смотались. Но о том, что она думала, мы узнали часом позже, ибо в течение этого часа проводилась спасательная операция. Переорать реку и объяснить что-то Катьке было невозможно, мы просто по очереди пытались перекинуть к ней веревку, чтобы она ухватилась за нее и переплыла на наш берег. С десятой или двенадцатой попытки веревка до нее долетела, чуть не стукнув по голове привязанным к концу камнем. Потом жестами и знаками мы долго пытались передать ей команду "хватайся и плыви". Короче, через час наша группа в полном составе собралась у перевернутого плота.
– А как мы достанем наши вещи?
– спросила Ленка, пытаясь просунуть под плот руку.
Наверно не стоит объяснять, что перевернуть обратно трехтонную махину без помощи подъемного крана не представлялось возможным.
– Плот надо разобрать, - сказал командор.
– Завтра свяжем заново. Потеряем день, а что делать?!
– Какое сегодня число?
– спросил Леха, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Тринадцатое августа, - ответил я.
– А день?
– Пятница, однако.
– Ну вот, этим все сказано, - произнес Леха тоном законченного пессимиста.
– Да бросьте вы, ребята!
– сказал командор.
– Все нормально, все живы, могло быть и хуже. И вообще, это для американцев несчастливый день - пятница. У нас, ин Раша, всегда несчастливым днем считался понедельник. Помните песню? "Видно в понедельник их мама родила…"
Итак, всей группой мы навалились на разборку плота. Ломать - не строить. Через час на берегу раздельно лежали бревна, жерди, жердочки и наше барахло. Резиновые мешки, надежно привязанные к настилу, оказались целы - ничего не промокло, не утонуло и не уплыло. Часть веревочек, которыми были связаны между собой бревна, пришлось разрезать, поскольку узлы находились с другой стороны плота.
– Чем же мы завтра будем вязать плот?
– спросил Лёха, скорее риторически.
– Придумаем, - ответил командор.
– Еще не вечер.
Тем не менее наступал вечер, потому что день клонился к закату. Мы насквозь промокли, продрогли и устали, хотелось есть, значит необходимо срочно ставить лагерь, переодеваться и готовить ужин.
– Я тут зимовье поблизости заприметил, - сказал Лёха.
Для тех, кто не въезжает. Зимовье - это небольшая избушка, которую ставят охотники на достаточном удалении от дома, чтобы в зимнее время было где переночевать или обогреться, ежели ночь или непогода застанет в пути и помешает вернуться домой. По неписаным таежным правилам воспользоваться такой избушкой может любой путник, двери у них никогда не запирают. Надо только оставить после себя порядок, запас дров, спички и какой-нибудь еды: крупу, соль, тушенку - кому-нибудь да сгодится.
Поэтому мы решили не возиться с палатками и переночевать в избе. Избушка была небольшая - шесть на четыре метра, может чуть больше - без сеней и вместо фундамента стояла на толстых кряжистых пнях. Печка, занимавшая пол-избы оказалась русской, что довольно странно, ибо как правило в таких строениях для экономии места ставят небольшую "голландку" или "шведку" с варочной плитой.
Пока мы возились с разборкой плота и вытаскивали вещи, разыгралась непогода: порывами дул ветер, небо затянули хмурые облака и начинал моросить противный дождик. Перетаскав мешки с нашей поклажей от разобранного плота в избу, мы сходили в лес за дровами, напилили их, накололи и развели во дворе костер, чтобы приготовить на нем ужин. Так нам привычнее, чем готовить на русской печке. В избушке мы навели порядок, подмели, накрыли стол, затопили печь, просто так, не столько для тепла, сколько для уюта, и зажгли свечи.
– А не провести ли нам экзотермическую реакцию?
– предложил Лёха.
– Которая происходит, как известно, с выделением тепла, - поддержал я товарища.
Вы, конечно же, догадались, что речь идет о растворении этилового спирта в воде, с целью приготовить привычный нам сорокаградусный напиток. Для придания ему благородного вкуса в походных условиях используются ягоды черники, брусники или можжевельника, ветки багульника, а также любой другой подручный, точнее подножный продукт. Если кому интересны более подробные рецепты, могу скинуть по электронной почте.
– Хрен с вами, так уж и быть!
Командор развязал свой личный резиновый мешок и достал оттуда пузатую увесистую флягу. Запасы спирта находились под непосредственным контролем командора. Спирт в тайге - это и валюта при расчете с местным населением за оказанные услуги, это и лекарственное средство, и средство снять стресс и напряжение после трудного ходового дня. Сегодняшний день оказался весьма не из легких.
– У кого есть пустая тара?
– спросил командор.
Тары ни у кого не оказалось. Зато в избе нашлась наполовину пустая глиняная баклажка подходящего объема. Мы вылили из нее какую-то подозрительную жидкость, что-то вроде дихлорэтана или табуреточного самогона, отмыли и использовали для приготовления бруснично-можжевелового горячительного напитка.
Грубо сколоченный свежевыструганный стол источал сказочный запах древесины, в печке весело потрескивали дрова, две свечи в пустых консервных банках ярко освещали комнату. Гречневая каша с тушенкой - отменный ужин, сухари с луком и чесноком - мировой закусон. Мы выпили за прохождение Пасти Дракона. Пусть и с оверкилем в конце, но порог все-таки нами покорен и без единого, как говорится, трупа. Выпили за спасение Катьки и за спасение плота, хоть и пришлось разобрать его по бревнышку. Ничего, завтра свяжем заново и поплывем дальше обивать пороги. Выпили за погоду, за тех, кто в море, на вахте и на гауптвахте, за прекрасных дам, стоя, с локтя и не закусывая…