Чик Боудри — техасский рейнджер

Ламур Луис

Когда Кегли выстрелил, Боудри почувствовал резкую боль, но успел броситься к Кегли, размахнуться правой и сбить противника с ног. Слабея, Чик тоже упал на колено, однако, шатаясь, поднялся, когда окровавленный Кегли вскочил на ноги. Боудри выстрелил и увидел, что тот сползает по стене на пол.

Колени Боудри подогнулись, он зашатался и упал.

Когда он пришел в себя, над ним наклонился Рип Кокер. По щеке у него тянулась красная полоса, а рубашка была запачкана кровью. Бейтс, Генри Планк и Том Ровей — все были здесь.

— Теперь мы представляем

себе все случившееся, как, наверное, и вы, — сказал Генри. — Кегли нужен был заем, и он уговорил Бейтса держать деньги в банке. Он убил Лема точно так, как вы сказали. Кегли хотел разорить Бейтса и в результате получить его банк и землю. Он рассчитывал навлечь подозрение на Тома Ровея, чтобы отобрать у него ранчо и пасти там скот Бейтса. Миг Барнс явно продался Кегли, но Лем Пуллитт разгадал все замыслы, потому что знал — Кегли заем ни к чему. Кегли испугался, что Лем отговорит Бейтса, и тот не даст ему денег. Кегли ненавидел Лема, потому что Пуллитт его не боялся и подозревал. После того как вы уехали, я стал думать. Я видел, что Барнс иногда куда-то ездит в одиночку, проследил за ним и нашел место, где он встречался с Тексом и Бойером. Я понял, что они замышляют, поэтому сел в седло и приехал сюда.

Кокер помог Боудри подняться и дойти до постели.

— Вы в плохой форме, Боудри. Вы потеряли много крови, и вам лучше пару дней полежать.

— Кокер, — сказал Боудри, — тебе следует стать рейнджером. Если я и встречал человека, во всех отношениях подходящего для этой работы, — так это ты!

— А я и так рейнджер, — рассмеялся Кокер, довольный произведенным эффектом. — Только из другой роты. Я шел за Редом Хаммиллом.

Чик Боудри откинулся на подушки и слушал, как удаляются шаги Кокера, Планка и Бейтса. Он остался один и лежал, молча глядя в потолок. Кажется, он был одинок большую часть своей жизни начиная с малолетства.

Но вот если бы найти себе такую землю, как у Тома Ровея…

ОСТЫВШИЙ СЛЕД

Чалый шел неуклюжей рысью, и каждый его шаг поднимал облачко пыли. Чик Боудри поерзал в седле. Путешествие было долгим, он устал. Вдалеке завиднелись неясные очертания домов среди деревьев. Обычно где столько зелени, там и вода, а где есть вода и дома, там должны быть люди, горячая еда и возможность поговорить.

На пастбищах не было скота, поверх жердей корраля не выглядывали лошади. На залитой солнцем площадке возле амбара никого не было.

Боудри шагом завел чалого во двор и крикнул:

— Есть кто дома?

Ему ответила лишь тишина, абсолютная тишина давно заброшенного очага. Добротно и обдуманно возведенные строения посерели и обветшали, в настежь распахнутых воротах амбара зияла пустота.

Странно, что в таком красивом месте не жили люди. Двор затеняли деревья, а рядом с дверью рос розовый куст, неухоженный и запущенный, явно проигрывающий битву с ветром, пылью и растрескавшейся землей.

— Тем не менее, — сказал он вслух, — сегодня я дальше не поеду.

Он спрыгнул

с коня, выбил пыль из штанов и рубашки, еще раз внимательно оглядел дом и амбар. У него было неспокойное ощущение следопыта: что-то здесь не так.

Остромордый чалый подошел к поилке, которая питалась прозрачной родниковой водой, и стал пить.

— Кто-то, — пробормотал Чик, — потратил кучу времени, чтобы обжить это место. Вот эти деревья здесь не растут — их сюда привезли и посадили. И розовый куст тоже.

Маленькое ранчо лежало в изголовье вытянутой долины, которая вливалась в бескрайнюю равнину, теряющуюся на фоне далеких, пурпурных в свете заката холмов.

Расположение дома, амбара и корралей показывало, что их строил человек, который знал, что хотел. Он, вероятно, провел не один день в седле или на сиденье фургона, планируя, как он все построит. Здесь стояло не просто ранчо для выращивания скота; это был домашний очаг.

— Ставлю десять против пяти, что у него была женщина, — сказал Боудри. — Так почему же после того, как было затрачено столько труда, ранчо бросили? И, похоже, давно.

Под стену амбара и поилку в коралле набилась куча шаров перекати-поле. Ранчо покинули давно.

Рассохшиеся ступени дома заскрипели под его ногами. Закрытая дверь покосилась, и когда он потянул за ручку, петли, проржавевшие почти до основания, протестующе завизжали. Дверь отворилась, нога Боудри ступила на порог и замерла там.

На полу лежали человеческие останки. Кожаный оружейный пояс, потрескавшийся от времени и высохший до полного окаменения, все еще оставался на нем.

— Так вот как было дело. Ты его построил, но пожить толком не успел.

Пройдя в комнату, Боудри оглядел ее с задумчивым вниманием. И здесь была заметна тщательная планировка, острый ум практичного человека, который хотел облегчить жизнь себе и своей женщине.

Аккуратно сделанные полки, теперь покрытые паутиной и пылью; со старанием выложенный камин, каменная раковина с просверленным отверстием, откуда, вынув пробку, можно было выпустить воду, — все свидетельствовало о стремлении исключить лишнюю и ненужную работу.

Боудри подошел к скелету и склонился над ним. В ребрах застряла сплющенная пуля.

— Вот так, наверное, это случилось. Выстрел в грудь, а возможно, и в живот.

Он взглянул на череп.

— Тот, кто тебя убил, действовал наверняка. Он прикончил тебя топором!

Череп был рассечен, а рядом лежало орудие убийства — топор. Вначале в человека выстрелили; затем убийца нанес удар топором.

Неподалеку валялось оружие убитого: револьвер старой марки 44-го калибра. Убийца стрелял из 41-го калибра.

В следующей комнате Боудри нашел шкаф с покореженной открытой дверцей. Внутри лежала кое-какая женская одежда. Он осмотрел шкаф, перебрал вещи, висящие внутри или упавшие на пол.

— Тот, кто тебя убил, увез твою женщину, — пробормотал он, — а одежду он не собирал, просто сгреб первое попавшееся под руку. По крайней мере, так оно мне видится.