Чингисиана. Свод свидетельств современников
Шрифт:
Там снова вопрошает Жамуху трусливый Таян-хан: «Кто это вслед за нами голодной птицей летит, стремится?»
На это Жамуха ответил:
«Вон тот, что нас преследует один, Не кто иной, как анда Тэмужин. Хан Тэмужин — силач, Он телом — исполин. Броню на нем И шило не проткнет, Игла в кольчуге Дырки не найдет. И свищет, рыщет Голодной птицей он. Как зверь за пищей, Вперед стремится он.Вы давеча, однако, похвалялись, мол, мы, найманы, нападем и разнесем монголов в пух и прах. Теперь
Но, возбоявшись богатырей Чингисхана, Таян-хан изронил такое слово: «Нет, Жамуха, сейчас нам будет лучше подальше в горы отступить». Но, выше забираясь в горы, он видел по пятам идущую погоню и снова вопрошал у Жамухи: «Скажи мне, что за исполин преследует нас неотступно?»
На это Жамуха ответил:
«Не узнаешь? Огэлун хатан сын Сюда несется вскачь, Он Хасаром зовется у врагов, Вскормленный человечиной силач. Верзила грозный, вымахал в сажень, Блестя броней, напропалую мчится. И кажется, навис уже, как тень, Свежатиною жаждет поживиться. Могуч!.. Тяни его хоть три быка — Упрется Хасар, и не сдвинешь с места. Утроба велика не велика — Шутя трехлетку-коровенку съест он. А доведется воина настичь, Так тут ему и вовсе не задача: Проглотит человека, словно дичь, С колчаном и со стрелами в придачу. Представьте, человек стоит живой, Вдруг тень падет — и вмиг его не станет. А злыдень помотает головой — И жертва даже в горле не застрянет. А если Хасар гневом распален, Хватает из колчана стрелы он, В намеченную цель проворно мечет. Случится, жертва не видна порой И от стрелка сокрыта за горой — Стрела ее сразит иль изувечит. Взъярился Хасар и рассвирепел — Возьмет охапку самодельных стрел И вроде в пустоту метнет их кучей. Перемахнут они за гребень гор, И будет войску за горой разор: Падет погибель на людей из тучи. Здесь Хасар — и беды нам не отвесть, Пред ним любой рассыпься неприятель. В нем мощь нечеловеческая есть, Ведь это мангас, людопожиратель. Он тетиву натянет посильней — Летит стрела на тыщу саженей; Вполсилы лук натянет — и стрела На пятисотой сажени легла».О, как же убоялся Таян-хан, внимая Жамухе!
«Укроемся быстрее в тех горах, взберемся поскорей повыше», — рек он, поспешно поднимаясь в горы. Карабкаясь на кручи поднебесные, он снова у Жамухи спросил: «Скажи, а кто там скачет за Хасаром?»
На это Жамуха ответил:
«А там — Огэлун хатан младший сын, Прозвание батыру — Отчигин. Хоть нежит мать сыночка непрестанно, Хоть у нее он засыпает рано, В бою, однако, он и смел, и тверд. Хоть, младшенький, вставать привык он поздно, Но вид в сражении имеет грозный, Достаточно силен и в меру горд. Коль грянет бой, не станет Отчигин Искать в тылу укрытие один».«Ну, коли так, — дрожа от страха, молвил Таян-хан, — тогда скорей взберемся на вершину».
После разговора с Таян-ханом Жамуха с верными ему нукерами удалился от найманов и послал к Чингисхану гонца со словами:
«Таян-хану Тэмужин внушает страх, Отступает хан и прячется в горах. Выше, выше он крадется по лесам, Лезет с войском чуть не к самым небесам. Будь же стоек, Тэмужин. Все ясно тут: От тебя найманы в панике бегут. В их испуганные лица загляни: Потеряли дух воинственный они. Итак, я от найманов ухожу, И нукеры мои уходят»*.Когда солнце уже клонилось к закату, Чингисхан окружил гору Наху хун, где и заночевал. Той же ночью найманы, пытаясь спастись бегством, сорвались с горы Наху хун; как рухнувшая поленница дров, они попадали вниз, давя друг друга насмерть.
Назавтра был пленен и сам Таян-хан. Его сын Хучулуг хан стоял поодаль от главных сил и поэтому смог избежать пленения. Настигнутый преследователями, он занял круговую оборону у реки Тамир, но не смог сдержать нашего натиска и бежал прочь. Вот и весь сказ о том, как был полонен и подчинен весь народ найманский на Алтае.
Племена же, раньше ведомые Жамухой, — Жадаран, Хатагин, Салжуд, Дурбэн, Тайчуд, Унгирад — влились под водительство Чингисхана*.
Чингисхан повелел доставить к нему мать Таян-хана Гурбэсу хатан и сказал ей так: «Ты говорила, что смердят монголы. Тогда зачем же вдруг пожаловала в земли наши?» После того он взял ее себе.
Осенью того же года Мыши в местечке Хар талын узур Чингисхан сразился с предводителем мэргэдов Тогтога бэхи. Одолев и преследуя его, Чингисхан полонил народ мэргэдский. Сам Тогтога бэхи, двое его сыновей, Хуту и Чулун, в сопровождении незначительной свиты сумели скрыться.
Вождь племени Увас мэргэд по имени Дайр усун, не желая воевать против Чингисхана, решил показать ему свою дочь Хулан*. Когда же монгольские воины преградили ему путь, Дайр усун обратился к Наяа ноёну баридайскому со словами: «Я еду к Чингисхану. Ему свою я дочь желаю показать». На что Наяа ноён отвечал: «Пожалуй, будет лучше, если мы вдвоем к Чингису твою дочь доставим. Опасно нынче ехать одному. Всяк может по дороге повстречаться. Что стоит воину тебя сгубить, а над Хулан твоею надругаться. Послушайся совета: обожди три дня, да и поедем вместе к Чингисхану».
Как и было условлено, через три дня Наяа ноён и Дайр усун доставили Хулан к Чингисхану. Чингисхан разгневался, когда узнал о том, что Наяа ноён на трое суток задержал Хулан и ее отца у себя.
«Зачем ты у себя задерживал Хулан?» — вскричал он, уже было готовый расправиться с ноёном. Но тут Хулан вмешалась и сказала: «О Чингисхан, великий твой ноён — достойный муж: он предложил нам покровительство свое в пути, он убеждал нас, что, не ровен час, нам люди могут встретиться лихие, и непременно быть тогда беде. Теперь я точно знаю: не повстречайся нам он на пути, мы стали бы добычей легкой любого воина из тех, что по дороге попадались нам навстречу. О хан, как благодарна я судьбе, что нас свела с твоим ноёном! К чему теперь сии пристрастные допросы? Ты лучше на меня взгляни, мой хан, достойно оцени то тело, что Небо даровало мне, кое родители однажды породили».
Тогда же Наяа ноён молвил:
«Властитель ты всего и вся, Чингис, В моей ты службе верной убедись. Тебя я уважаю и лелею — Других же целей в мыслях не имею. Твою добычу из земли далекой Хранит мое недреманное око. Прекрасной хатан, этим скакунам Был преданным хранителем я сам. И все это тебе принадлежит, Нет в помыслах моих тебе обид. А если что не так содеял я, Пусть тут же оборвется жизнь моя».Чингисхану понравились искренние речи Хулан хатан, и в тот же день он соизволил с ней уединиться. Ее правдивость и невинность подтвердились, и поэтому она была обласкана владыкой. Поелику слова Наяа ноёна тоже были сущей правдой, Чингисхан, сменив гнев на милость, молвил: «Ты — преданный и честный муж. Тебе доверю я большое дело».
Полонив народ мэргэдский, Чингисхан пожаловал Угэдэю Дурэгэнэ хатан* — одну из двух жен Хуту, старшего сына Тогтога бэхи. Самые воинственные из мэргэдов не покорились Чингисхану, пришли в таежную местность и, укрепившись там, заняли круговую оборону.