Чиновник для особых поручений

Каменский Юрий

— Всё с вами ясно, — спокойно сказал Стас. — Я, конечно, понимаю, что мастерами на приисках не ангелы работают.

Мастера, скроив постные мины, согласно закивали — точно, ангелов нет.

— Но и вы уже нюх потеряли, берегов не видите, мать вашу! Забыли, где живёте? Могут ведь и прикопать по случаю, закон — тайга, медведь — прокурор. Пётр Аркадьевич, — повернулся он к Столыпину. — Позвольте мне с рабочими сходить побеседовать. А потом уже, сообща, обсудим.

— Сходите, Станислав Юрьевич. Осторожней только.

— Ваше благородие! — Федотыч рванулся к нему, словно в ноги упасть хотел, но

передумал. — Не ходите, Христом-Богом! Тут же варначьё одно! Не дай Бог, что.

— Сибиряка варначьём не испугаешь, — блеснул зубами Стас и, толкнув дверь, вышел на свежий воздух.

Дверь барака со скрипом отворилась, в нос ударила целая куча запахов. Тут и сопревшие портянки, и кислый запах давно немытых тел, и что-то съестное.

«Что ж не моются-то? — мельком удивился он. — Сосо же при мне Федотычу наказывал, чтобы баню общую построили».

— Здравствуйте, — остановившись у дверей, поздоровался он.

— Здорово, барин, коли не шутишь, — угрюмо отозвался молодой мужик.

Он, как раз, подкладывал в печурку дрова. Из-за занавески выглянула женщина и, без всякого стеснения, в упор стала изучать пришедшего.

— Я к вам поговорить пришёл.

— Много вас тут шастает, — неласково отозвался мужик. — Не нужна нам ваша революция.

— Так, она и мне, как зайцу курево, — насмешливо хмыкнул опер. — Я хозяин прииска.

— А ты, часом, не врёшь? — с сомнением протянула баба.

— Зачем мне врать? — удивился Стас. — Чтобы матюков от вас наслушаться? Тоже мне, счастье!

На их разговор из полутьмы барака стали появляться новые лица. Такими уж измождёнными они, определённо, не выглядели. Но лица у всех безрадостные, потухшие какие-то.

— Ты, правда, начальник? — спросил низкорослый мужичок, зырянин, судя по выговору.

— Правда.

— А мне энтот коин [37] говорил, что Столыпин у нас начальник, — не унимался мужичок. — Видал я его, лабутной [38] такой. Не ты это.

— Какой ещё коин? — удивился Стас. — А со Столыпиным на паях мы.

— Коин — это волк по-зырянски. Федотыча он так кличет. Волк и есть.

Это ответил крепкий мужик вида самого уголовного. Стас, едва на него взглянул, сразу определил — варнак. Ничем разумным и никакой наукой это не объяснить, но мент и уголовник определяют друг друга с первого взгляда. Судя по «добрым» глазам каторжанина, тот тоже с ходу определил истинную сущность собеседника.

37

Коин (коми) — волк.

38

Лабутной (коми) — степенный, серьёзный

— Ладно, мужики, всё это не к делу. Какие жалобы? Давайте по-порядку.

С таким же успехом он мог попросить горный обвал кидать по одному камешку. Жалобы хлынули, как из рога изобилия. Кое-что он уже знал от мастеров, кое-что слышал впервые. Например, что Егорка требовал от мальчишек возить его на спине с работы и на работу. Да, много чего ещё.

— Так, стоп! — поднял он руки. — Вы так до вечера орать будете,

я всё одно, ничего не разберу. Давайте так — обсудите тут меж собой всё, как следует, каждый барак своего выборного определит, вот пусть они и придут ко мне в контору. Постепенно все стихли.

— Вот, так, — усмехнулся Стас. — Нам надо, чтобы прииск работал. С прошениями тоже лишнего не загибайте, я вам не добрая фея. Будете пахать, как волки, буду платить.

Пирожных к чаю не сулю, но мастеров прижму, чтобы лишнего себе не позволяли. В общем, жду.

Слова о пирожных были встречены смешками. Но, в целом, обстановка разрядилась. Развернувшись, Стас толкнул дверь и вышел в темноту. Пока он разговаривал в бараке, снаружи вовсю разгулялся хиус [39] , нахально задувал под пальто и сёк лицо мелким, колючим снегом. Прикрывая лицо воротником пальто, Стас зашагал в контору, однако, не пройдя и десятка шагов, почувствовал, что кто-то идёт следом. Он насторожился. Край-то здесь, действительно, варначий, не зря его «подмосковной Сибирью» кличут. Стас прибавил шагу и, завернув за угол барака, мимо которого проходил, встал в тень.

39

Хиус (сибирск.) — холодный, пронизывающий ветер.

Шаги приблизились почти вплотную, затем остановились.

— Эй, хозяин, слышь, как тебя?

Стас узнал голос варнака. Матёрый, сучара, не клюнул. Он спокойно вышел из-за угла.

— Чего крадёшься, как тать в ночи?

Лица каторжанина видно не было. Освещения тут никакого, а луна уже на ущербе, ночи тёмные.

— А ты уже испужался?

Голос сочился ехидством.

— Бережёного Бог бережёт, небережёного конвой стережёт.

— Может, оно и верно, — хмыкнул уголовник.

— Чего хотел? — сухо спросил Стас.

— Дык, валенки у тебя купить хотел. Только, чтобы ношенные, а то у меня мозоли больно нежные.

«Здравствуй, Марья, я твой Яков! — пронеслось в голове Стаса. — А Барон-то слов на ветер не бросает».

— Сроду валенками не торговал, — отозвался он, как было условлено. — Только кавказскими папахами.

— Привет тебе от Барона.

— Да я уж понял, что не от кайзера Вильгельма, — хмыкнул опер. — Что про этот кипеш сказать можешь? Чует моё сердце, не обошлось тут без керосина [40] со стороны.

40

Словообразование от блатного «керосин плескать» — т. е. подстрекать

— Верно сечёшь. Есть у здешнего инженера помощник, типа маркшейдера, французик. Кручёный ферт, по-русски шарит, как мы с тобой. С конторскими свой в доску, и с мужиками вась-вась. Моё дело, конечно, сторона, только неделю назад приезжал какой-то фараон из Питера. Вроде, как, из ваших. Видел я, как они шушукались, а потом этот кипеш начался. Нутром чую, без них тут не обошлось.

— Понял. Что я должен? — прямо спросил Стас.

— Ништо, — с ухмылкой отозвался варнак. — Барон сказал помочь, я помогаю.