Числа и числительные
Шрифт:
Так, вторник все же?
Очищенные от прозрачной пленки сосиски были рассмотрены вблизи: однажды он приготовил, не посмотрев. Теперь вот проверяет всегда. Каждая надрезается примерно до половины острым кухонным ножом, который он точит раз в неделю, в субботу. Как раз к воскресенью, когда готовит «настоящую еду». Вот — точка ножа тоже вроде как отмеряет недели и дни. Но нож можно и не поточить, а вот без ужина живот возмущается. Значит, две сосиски в день — вот и расчет. Двенадцать на неделю. Закончились сосиски — верный признак, что надо что-то вкусное приготовить, а потом готовиться к походу на рынок.
Магазин, конечно, ближе. Но
Утренняя зарядка тоже была обязательной. Он нашел специальный комплекс от тибетских монахов. В бесплатной газете, которую можно было взять в магазине, на последней странице кроме кроссвордов бестолковых бывало и полезное. Вот этот комплекс, например. Там, если все правильно делать, полтора, а то и два часа времени занималось. И при этом — не до пота. И суставы нисколько не ломит. Все аккуратно. Так вот поворачиваться, так вот — самомассаж. Тибетские они или не очень, но упражнения были хорошие. Петр Тимофеевич это сразу понял, и ввел в практику долгую утреннюю зарядку под бормотание новостного канала по «ящику».
«Ящик» он не любил. Фильмы теперь были какие-то дурацкие. Ни о чем. Вот в чем суть? К чему они призывают? Чему молодежь учат? Подумаешь, посмотришь — а ведь ничему. И сути никакой. Так, как древний акын, поющий, сидя на осле, что дорога длинная, а ветер холодный…
Вот новости — это интереснее. Могут сообщить, например, о перевороте. Или не могут?
Футбол еще.
Старый друг Лёва, с которым они созванивались раз в три-четыре месяца, футбол не понимал и не любил. Зато он любил шахматы. И можно было сговориться, и один раз — у него, другой раз — у Петра Тимофеевича сыграть по старому, не торопясь, с разговорами. Надолго их не хватало, но три партии — это закон. И удовольствие всегда не от выигрыша, а от самого факта встречи, от живого общения.
Микроволновка запищала требовательно. Сосиски готовы. Это сын научил пользоваться микроволновкой. Просто оказалось и очень удобно. Положил на тарелку, закрыл дверцу, нажал два раза — две минуты. Нажал теперь пуск. Все. Само готовится. Вот и сготовилось. Ровно две сосиски. А в холодильнике значит, осталось — он специально приоткрыл дверцу и посмотрел на пакет — еще восемь. Значит, вторник сегодня. Точно. Не среда.
А чего он среду-то ждал?
Петр Тимофеевич поставил тарелку со свернувшимися кольцом зарумянившимися сосисками на стол и протянул руку к хлебу. Среда — это к чему же?
И тут он вспомнил: кубок же! Кто-то из наших пролез, просочился, пробился, и теперь даже зимой их показывают. Да, жаль, что сегодня не среда.
А интересно, подумал он. Вот интересно, остановился он. А если бы он вчера съел четыре сосиски, так сегодня бы осталось меньше, и тогда для него была бы среда? А футбол был бы?
Мысль была захватывающая и в чем-то оригинальная. Нет, кто такие субъективные идеалисты, Петр Тимофеевич знал со студенческой скамьи. Но вот тут, когда время связано с едой, с прогулками, с режимом… Если вдруг получается вот такой прорыв — не меняется ли и время? Ведь он бы не съел четыре сосиски? Но их бы осталось на две меньше. А раз больше он бы не съел — тогда, выходит, была бы среда.
Нет, это как-то мозголомательно — мотнул он головой, присаживаясь к столу.
Вот — все ясно и понятно. Тарелка прозрачная стеклянная. Две сосиски, кусок хлеба. Чай. Он нажал на кнопку, включая электрический чайник. Потом, так же привычно, нашарил сзади пульт и включил телевизор. По экрану на ярко-зеленом поле бегали фигурки в цветной форме, и носился оранжевый мяч.
— Не понял, — сказал вслух Петр Тимофеевич.
Он специально встал, открыл холодильник и пересчитал оставшиеся сосиски. Ровно восемь. То есть, на среду, четверг, пятницу и субботу. Ну? Вторник сегодня! Точно!
Но на экране бегали футболисты, и одна из команд была определенно «нашей», потому что комментаторы буквально захлебывались, тараторя свои никому не нужные комментарии.
Петр Тимофеевич сел и стал смотреть футбол. Громко щелкнул вскипевший чайник. Петр Тимофеевич обнаружил, что ужин не съеден, сосиски остыли, жир, что вытек из них, покрыл белой пленкой тарелку. Две сосиски на тарелке. Восемь — в холодильнике. Вторник.
На экране шел футбол.
Петр Тимофеевич плюнул в сердцах, отодвинул тарелку на центр стола и пошел в комнату. Где-то тут, около дивана, лежала субботняя бесплатная газета с программой. Где-то тут… Вот! Ага! Он торжествующе потряс свернутой в трубку газетой, потом какое-то время искал очки. Он держался — очки надевал только при чтении. А так всегда и везде без очков. Врачи хвалили его зрение. Говорили:
— Для вашего возраста зрение просто отличное.
Петр Тимофеевич с газетой и очками вернулся на кухню. Шли новости. Был перерыв в футбольном матче. Все-таки футбол — тот самый. Значит, среда? Но — сосиски… Он что же — не ел вчера, что ли?
Развернув газету, уткнулся свирепо в программу. Вот он, вот он, футбол. Так, так, так… Во сколько? Совпадает. Кто? Тоже совпадает. Когда? Ага! Этот матч шел по программе во вторник!
— Вот же суки! — с чувством сказал Петр Тимофеевич. — Я же чуть все мозги себе не сломал!
Он свернул газету и положил ее сверху на телевизор. Кроссворд уже был разгадан, а программа пусть лежит там, где нужнее.
Перерыв закончился, на экране начался второй тайм.
— Ну, ребятушки, ну, не подведите! Вперед! — шумел, но не громко, Петр Тимофеевич.
Все разъяснилось, и ему было хорошо. Он съел две сосиски. В холодильнике лежало еще восемь. Сегодня был футбол, и играли наши.
«Можно еще Лёвке позвонить», — подумал Петр Тимофеевич. — «Ведь расскажу такое — не поверит. Скажет, что придумал специально».
— Ну, родимые! Продержитесь!
Три дня
Спал плохо.
Поезд шел всего одну ночь. В девять вечера он выходил и в восемь — уже в столице. То есть, тут не надо думать ни об ужине, ни о завтраке. Поужинал с народом перед отъездом — и в поезд. Выспался на своей верхней полке — и домой пить кофе.
Сначала было жарко и душно. Он разделся, хотя обычно в поезде, тем более «коротком», спит прямо в джинсе. Улегся под простынку, долго пытался заснуть, слушая пьяный бред соседей снизу и перестук колес. Потом вдруг сразу стало холодно: включили вентиляцию. Задуло, задуло, аж мурашки по затылку побежали, спускаясь все ниже и ниже. Вполголоса матюгаясь, он натянул сверху толстое шерстяное одеяло.