Число Приапа
Шрифт:
Тоня чувствовала себя человеком, который вывел на прогулку шимпанзе. Есть шанс, что обезьяна будет вести себя прилично, но очень маленький.
Таким она своего босса еще не видела.
– А почему это Сергей не звонит? – вдруг заволновался антиквар. – Они упустили Гунчу! Где мой телефон? Деточка, я забыл его в гостинице. Идем в гостиницу.
В номере оказалось, что телефон Хинценберга лежит в ванной комнате, а Тониного нигде не было.
– Можно, я позвоню с вашего? – попросила Тоня.
– Ради бога!
Тоня стала вспоминать Сашин номер – и не могла вспомнить. Когда два года звонишь человеку, тыкая в кнопку скорого вызова, эти цифры совсем вылетают из головы.
Потом нашелся Полищук.
– Ребята вышли на Эйнара, – сказал он. – Есть шанс, что через час его привезут. У него трогательная фамилия – Сиполиньш.
– Он действительно похож на проросшую луковицу, – ответил Хинценберг. – У него не овал лица, а круг лица и хохолок сверху.
– Никуда не уходите, вы – свидетели, – приказал Полищук. – И спать пока не ложитесь. В любую минуту мы можем вас вызвать.
Через три часа он позвонил и попросил прийти.
Эйнар Сиполиньш должен был появиться в небольшом тренажерном зальчике при сауне «Янова дома». Он приходил туда раза два в неделю – видимо, именно поэтому в «Янов дом» собирался заглянуть его приятель Гунча. В зальчике знали его адрес – не задекларированный, а правильный. Он не пришел, Гунчи тоже не было. Полицейские, съездив домой к Сиполиньшу, привезли грязную куртку, найденную в щели за сараем.
Сразу доказать, что пятна на ней – кровавые, было невозможно. Куртку отправили на экспертизу, предварительно показав Тоне и Хинценбергу. Тоня признала ее с немалым сомнением – у нее в памяти осталось только световое пятно, да и видела она это пятно ночью, в свете фонарей, антиквар – сразу, что и было занесено в протокол.
Их отпустили, но попросили пока не ложиться спать – мало ли что? После полуночи явился усталый Полищук.
– Возможно, удалось напасть на след серого джипа, – сообщил он. – На заправке работает парень с цветовым чутьем, или как это у вам называется. Когда услышал про пепельно-серый металлик, даже обрадовался. Говорит, номера были польские. Вспомнил две цифры. Мы уже связались с литовскими коллегами. Очень бы мне хотелось, чтобы в Литве эту машинку перехватили и развернули мордой сюда. А то – ничего не понять. Так получается, что того беднягу убили Эйнар с Гунчей. Я с дерева видел Эйнара, но все произошло очень быстро. Я бы не смог его опознать.
– Но если эти люди на польской машине – дружки Гунчи, зачем ему убивать?.. – удивился Хинценберг.
– При таком раскладе это не дружки Гунчи.
– Но тогда у нас тут – настоящий сумасшедший дом, – констатировал антиквар. – Одна картина – собственность Анны Приеде, она сейчас у меня в «Вольдемаре». Другая, почти такая же, – украдена Гунчей у Виркавса. Неужели была третья, которую где-то откопали эти не-дружки Гунчи? Уму непостижимо!
– То, что они пытались вырыть какой-то другой клад, еще более нелепо.
– Не потому ли удрал пепельно-серый джип, что тем двум тоже что-то угрожает?
– Вот и я об этом думаю. Есть еще один вариант – тот, кого убили, был взят в компанию из каких-то практических соображений, а потом, когда клад был уже совсем близко, с ним не захотели делиться. Может быть, именно он догадался, где на самом деле зарыт клад, и стал бы на этом основании требовать себе большую долю…
Тоня смотрела на Полищука с сочувствием. Он не мог махнуть рукой на эту историю и завалиться спать. Он ловил убийцу Виркавса. И должен был поймать, пока тот не натворил других дел.
Полищук не стал задерживаться, ушел – надо думать, в полицейское управление.
– А знаешь, деточка, Сергей мне очень нравится, – сказал Хинценберг. – Если в нашей полиции служит такой человек – она не безнадежна.
– Он специалист узкого профиля, – ответила Тоня. – Он разбирается только в своем ремесле.
– Так это же замечательно! Ты посмотри на Хмельницого! Он разбирается в атомной промышленности, генно-модифицированных продуктах и музыке эпохи барокко, но от него одни убытки! И я не могу от него избавиться – он вложил свои деньги в дело. А знала бы ты, как мне надоела эта история с Цирулисом. Наш салон из-за этих картинок похож на выставку творчества душевнобольных.
– Мне тоже на них смотреть страшно, – призналась Тоня.
Видимо, настроение у нее из-за пропажи мобильника было совсем скверным – всю ночь снились загробные женщины Цирулиса в пестрых чулках, живущие в каком-то подземелье, и сама она во сне была голой, с ногами в разноцветных ромбах, и хотела только одного – чтобы ее из этого беспросветного подвала украли…
Наутро удалось узнать адрес новой подружки красавчика Гунчи. Там его и взяли – прямо из постели.
В кулдигском полицейском управлении Гунчей занялся Полищук; это было его прямой обязанностью, и Айвар охотно уступил свой кабинет для первого допроса.
Гунар Лиепа был не очень-то опытен по части допросов. Конечно, у него случались всякие истории с полицией, но как-то обходилось. Истории были связаны главным образом с жульничеством. Работать на одном месте Гунча не желал – это ему казалось скучно. А вот искать клад было весело – когда Полищук напомнил ему про то, как при строительстве дома нашли на верхушке холма «святые мощи», он даже улыбнулся.
– То, что ты стянул у ксендза бумагу, которую нашли в могиле, а заодно прихватил мобилку и монитор, мы сейчас вспоминать даже не будем. Но одной бумаги с расшифровкой этих букв на камне было мало, ты понял, что нужно найти картину. Как ты ее искал?
– Ничего я не искал.
– Ты еще скажи – докажите, что я ее искал! Это несложно, – Полищук развернул монитор рабочего компьютера Айвара к Гунару. – Вот, любуйся. Это ты в аэропорту с картиной. Вот просто идешь, а вот уже пытаешься удрать.
Гунар уставился на монитор с открытым ртом. Он бы еще понял, если бы ему показали тусклые картинки, которые хранит в памяти плохо отрегулированная камера наблюдения. Но это были яркие и отчетливые снимки. На них была видна даже маленькая бородавка возле правого уха Гунчи.