Число власти
Шрифт:
— Ну? — повторил он.
— Ну, — ответил Глеб.
— Что ты нукаешь? — возмутился Казаков. — Не запряг!
— Простите, — сказал Глеб, — я думал, это пароль.
— Ты это брось, — сдерживаясь, проворчал господин банкир. — Ваньку валять будешь на Лубянке, в допросной камере. А здесь изволь вести себя прилично и для начала объясни, куда это ты пропал.
— Я не пропал, — миролюбиво сказал Сиверов. — Вот он я. Весь тут, перед вами.
— А до сих пор где околачивался?
— Выполнял ваше задание.
— А почему не держал меня в курсе?
— Не было результатов, которые стоили бы упоминания.
— А теперь, значит,
— Обнадеживающие, — сказал Глеб.
Лицо Казакова неожиданно исказилось гримасой безудержного гнева, шея налилась темной кровью, вставные зубы обнажились в свирепом волчьем оскале, а поросший редкой рыжеватой шерстью кулак со всего маху опустился на толстую, сработанную под дуб столешницу.
— Что ты несешь, бездельник?! — взревел банкир. — Дармоед! Что ты кривляешься передо мной, как привокзальная шлюха?! Кому ты глазки строишь?! На нары захотел?! Ты на кого работаешь?
— Минуточку, — вклинившись в короткую паузу, сказал Глеб. — А на кого я, по-вашему, работаю?
— На меня! — рявкнул банкир.
— Да ну? Я в этом не уверен. Какие-то испытательные сроки, какие-то задания, об оплате которых, кстати, до сих пор не было сказано ни слова... И вообще, Андрей Васильевич, я, наверное, не стану с вами сотрудничать. Уж очень вы несдержанны на язык, а у меня, знаете ли, нервы... Еще убью ненароком.
— Что?! — вспылил Казаков, но тут же обмяк в кресле и замолчал, видимо, передумав буянить. Глеб не заблуждался относительно этой перемены: вряд ли ему удалось напугать Казакова своей угрозой и вряд ли гнев банкира был настоящим. Да, Слепой повел себя совсем не так, как от него ожидали, и это заставило Казакова на ходу перестроиться, сменить тактику и перейти от безудержного хамского напора к осторожной разведке. — Ладно, — подтверждая догадку Глеба, проворчал Казаков, утирая лысину носовым платком, — покричали, и хватит.
— Я не кричал.
— Хватит, я сказал! Хватит. Ты взрослый человек, опытный и должен меня понять. Мы с тобой договорились, ты пропал — ни слуху ни духу, — а положение на бирже продолжает усугубляться. Доллар падает, летит вверх тормашками, Шершнев жив и здоров, а ты мне толкуешь про какие-то обнадеживающие результаты... Ты что, пьянствовал все это время? Может, ты и сейчас пьян, потому и несешь ахинею?
— Я не пью на работе, — напомнил Глеб.
— Это все так говорят. И потом, что-то ее не видать, твоей работы. Почему этот придурок Шершнев до сих пор жив? Я его сегодня видел. И знаешь где? Здесь, у себя в банке! Менял, сволочь, доллары на евро!
— Шершнев жив потому, — сказал Глеб, — что он тут ни при чем. Это не его работа, понимаете? Не его. Вы ошиблись. Все гораздо проще и в то же время сложнее... Во всяком случае, никакой мистикой тут даже не пахнет, можете успокоиться.
Казаков наконец устал коситься на него через плечо и вместе с креслом повернулся к Глебу лицом.
— Успокоиться, — ворчливо передразнил он. — Тоже мне, психотерапевт выискался! Я успокоюсь, когда ситуация на бирже войдет в рамки прогнозных показателей, понял?
— Это произойдет очень скоро, — сказал Глеб. — Можете считать, что это уже произошло, и строить свою финансовую политику, исходя из этого факта.
— Слова, — пренебрежительно бросил Казаков. — Одни слова! Если я начну строить свою политику, опираясь на голословные утверждения каких-то беглых военных преступников, я очень быстро окажусь в одной компании с тобой, Комар, — без денег, без работы, без крыши над головой... Так что от советов ты пока воздержись. Скажи лучше, как я должен все это понимать?
— Так и понимайте, — сказал Глеб. — Шершнев действительно ни при чем. Ничего он не нашел и, я уверен, не найдет, так что вы можете о нем забыть. Он просто доктор экономических наук с большущим тараканом в голове, только и всего. А если вы хотели просто убрать его моими руками, то сказали бы прямо и нечего забивать мне голову всякой ерундой...
— Да на кой черт он мне сдался! — досадливо отмахнулся банкир. — Не он это, и слава богу... Однако постой. Чтобы утверждать, что это не Шершнев, ты должен точно знать, чья эта работа. Или хотя бы догадываться. Я правильно тебя понял?
— Правильно, — сказал Глеб.
— Ну, и?..
— Ну и все. Я уже сказал, свистопляску на валютной бирже можно считать законченной. Вы убедитесь в этом, увидев результаты следующих биржевых торгов. Между прочим, вы должны меня поблагодарить. Никто, кроме меня и вас, не знает, какими они будут, эти результаты. Мы тоже не знаем точных цифр, но зато нам известно, что доллар резко поднимется в цене. Так что есть смысл прикупить побольше зелененьких, Андрей Васильевич.
Шея банкира Казакова опять начала наливаться кровью, глаза угрожающе полезли из орбит.
— Ты не забывайся, Комар, — с угрозой произнес он. — Не забывайся! Помни, что ты у меня в кулаке. Сожму кулак — от тебя мокрое место останется. Забыл, что тебя ФСБ по всей стране ищет? Не в твоем положении загадками говорить! Я здесь хозяин, понял? Я тебе мать, отец, начальник и господь бог! И нечего тут умничать, цену себе набивать! Либо ты мне четко и ясно доложишь, чем занимался все эти дни и что тебе удалось выяснить, либо прямо из этого кабинета — он твердо постучал указательным пальцем по столу — отправишься на Лубянку. Так что давай, Комар, — закончил он почти благодушно, расслабленно откидываясь на спинку кресла, — жужжи, пока жужжится.
Глеб задумчиво потеребил кончик носа. Угрозы Казакова были смехотворны и служили прямым доказательством того, что банкир до сих пор пребывал в заблуждении относительно личности собеседника. Делиться с этим набитым деньгами быдлом информацией Сиверову не хотелось, однако он явился сюда, чтобы кое-что выяснить, а сделать это, не рассказав Казакову о результате своих поисков, не представлялось возможным.
— Хорошо, — сказал он и полез в карман. Казаков напрягся, но Глеб вынул из кармана сплющенный страшными ударами комок металла и со стуком положил его на стеклянную крышку столика, за которым сидел. — Вот это, как я полагаю, может служить подтверждением моих слов. Еще сегодня утром этот предмет был жестким диском компьютера. Здесь хранился ключ к управлению валютной биржей — ключ, который был известен одному-единственному человеку. Теперь этот ключ, по всей видимости, существует только в памяти этого человека, и пройдет изрядное количество времени, прежде чем упомянутый человек снова решится этим ключом воспользоваться. — Он заметил, как Казаков хищно подался вперед, и отрицательно покачал головой. — Нет, Андрей Васильевич. Человека этого я дома не застал и теперь вряд ли застану. Видите, что он сделал со своим компьютером? Он почувствовал, что ему наступают на пятки, уничтожил все улики и скрылся. Я, конечно, постараюсь его найти, но это получится быстрее и проще, если вы мне слегка посодействуете.