Число зверя, или Лейтенант дьявола
Шрифт:
– Может, ты видел меня раньше? Или у тебя фото есть? - осторожно спросила Мамочка. Эймер отрицательно мотнул головой и шепнул:
– Нет, я вас... такой... представляю... представил.
Потом перевёл дух и уже твёрдо спросил:
– Когда подходить за расчётом?
– Но почему, Эймер? Зачем тебе увольняться?
Мальчик несмело взглянул на начальницу... то есть, на пока ещё начальницу.
– Ведь вы сами сказали. В кабинете Гия Эвхирьевича, помните? Что если чуть что, вы меня... Вот. И это случилось.
Мальчик смотрел на Мамочку, а она с замиранием сердца ждала, когда же этот юнец совершит извечную мужскую ошибку и вслед за дурацким "не смог удержаться" произнесёт роковое: "Простите". Ах, не зря советовал гениальный писатель: никогда не просите у женщины прощения за глупости, которые заставляет совершать любовь, просто молча подарите цветы; цветы прикрывают всё, даже могилы... Откуда же неопытному юнцу знать это великолепное в своей простоте правило! Он непременно ошибётся! Вот сейчас, сейчас!.. И тогда всё будет действительно кончено.
Но к несказанному удивлению Мамочки, Эймер так и не совершил фатальной ошибки. Глаза Мальчика заблестели, голос задрожал, и вместо рокового слова он сказал:
– ...и вот нарисовал вас... Вы... вы такая...
Мамочка вздохнула с невыразимым облегчением. Слава Богу, прощения Мальчик не попросил!
– Но это может быть превратно истолковано... И пусть никто не подумает... Вот я и принёс заявление. Подпишите, и я исчезну отсюда навсегда, - пролепетал Эймер. Мамочка некоторое время размышляла, не является ли данная тирада завуалированным извинением. Кажется...
– Я не могу дольше здесь оставаться. Рядом с вами, - сказал Мальчик тихо, но уверенно, решительно.
Нет, никакое это не извинение! Эймер откровенно признался, что не может спокойно находиться рядом с ней. Поэтому и решил сбежать. Тем более, что его скрытые помыслы отныне известны объекту этих помыслов...
Мамочка торжествовала. Ведь выходило, что пока юные красотки прилагали все мыслимые и немыслимые усилия, дабы покорить сердце Мальчика, пока они наперебой демонстрировали лакомые телеса, Эймер думал о ней... только о ней... вынашивал её образ... писал свой шедевр...
Она, отметившая такой юбилей, о котором незамужней и вспоминать негоже, она, толстая, с пуговичным носиком, в очках - она победила их, патентованных невест!..
И Эймер вознамерился бежать! Дурачок...
Мамочка сложила заявление пополам, потом ещё раз пополам, ещё и ещё. Достала из выдвижного ящика ножницы и методично искромсала сложенный листок в лапшу. Собрав в пригоршню бумажный мусор, широко распахнула окно и швырнула его туда. Ветер подхватил обрезки и стаей бабочек унёс на улицу.
– Вот, - сказала Мамочка, принимая вид Снежной Королевы, которая возвышается над Каем, обречённым складывать из льдинок слово "вечность". Когда ты разыщешь все до единого кусочки и сложишь из них своё дурацкое заявление, можешь убираться хоть на все четыре стороны. А пока иди и спокойно работай.
Эймер смотрел на неё с нескрываемым восторгом.
День восьмой
"Сестра моя, невеста"
– А-а-а, Лонни! Входи, входи. Ну, как я тебе, нравлюсь? - это Мамочка сказала про свою новую причёску, видя, что Лонни во все глаза уставилась на неё.
Во время утреннего обхода они не встречались: Лонни не было на работе. Однако на такие мелочи, как опоздание в первый рабочий день после отпуска, Мамочка смотрела сквозь пальцы.
– Здравствуй ещё раз, - сказала Лонни, придвигая розовый стул поближе к Мамочкиному столу и указав на стоявший у стены белый, спросила: - А этот ты давно завела?
– Этот?.. Ах, стул!.. Знаешь, когда Мальчик наведывается ко мне, неудобно всякий раз сажать его на розовый или держать на ногах. Он, как-никак, не женщина, пойми... Вот и пришлось заводить стул нейтрального цвета. Чтобы и для женщин был хорош, и для имика...
– И часто он сюда заглядывает? - продолжала спрашивать Лонни с самым невинным видом. Мамочка слегка смутилась. Во-первых, почему Лонни ничего не говорит насчёт новой причёски? Во-вторых, что означает: "Здравствуй ещё раз"? И вообще, что это за допрос?! Однако ответила Мамочка спокойно:
– Довольно часто.
Лонни слегка качнула бровями и поджала нижнюю губу, как бы выражая удивление.
– А может, ты его и на "кофейники" приглашаешь?
– А может нет? - уже с лёгким раздражением задала контрвопрос Мамочка. - Что ему делать на "кофейниках"? Он же не "десятница"... то есть не "десятник"! - она нервно ухмыльнулась. - Просто так иногда заходит, посидит и уйдёт.
– А что Эймеру "просто так" делать в твоём кабинете?
Ну, это уже чересчур!
– А тебе какое, собственно, дело? - грубо "срезала" не в меру любопытную Лонни начальница. - Ко мне, между прочим, любая из вас заходит, когда захочет. Я руковожу отделом, и не тебе устанавливать здесь порядки и требовать от меня отчёт! А Эймер, как и все прочие, может войти, когда ему заблагорассудится.
Лонни долго молча изучала слегка покрасневшую от раздражения Мамочку, потом сказала:
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Курить можно?
"Хочет курить, значит, разволновалась", - подумала Мамочка уже спокойно, распахнула окно, выставила на стол пепельницу, отодвинулась подальше в угол, чтобы не дышать едким дымом, и разрешила:
– Кури.
Лонни достала из кармана кремового летнего костюма мятую розовую пачку длинных дамских сигарет с ментоловым фильтром, цилиндрическую пьезозажигалку-брелок, прикурила, несколько раз затянулась и осторожно начала: