Чистилище для грешников
Шрифт:
По этому маршруту к вокзалу Петр ходил не один и даже не десять раз, примерно в это же самое время. Поэтому навстречу попадались знакомые люди, спешащие по одним и тем же делам. Ему стало противно. У перекрестка гибэдэдэшник сейчас махнет жезлом и остановит еще не попавшую в поле зрения Петра «Ауди», из которой торопливо выскочит раскрасневшийся, громадный парень, очевидно из новых русских. Водитель, размахивая руками станет настойчиво втолковывать милиционеру, что у него нет времени.
Стоя у светофора с десятью пешеходами, в ожидании зеленого, Петр тяжело вздохнул, заметив скрытное движение руки постового
И не остановился даже тогда, когда нового русского стали выкорчевывать из превратившейся в гармошку машины, как, не обращая на ручьем текущую из головы пострадавшего кровь, пытаются его откачивать, как с воем примчится скорая, и фельдшер с профессиональным разочарованием раскинет руки в стороны, после своих манипуляций над пострадавшим, говоря этим, что для его клиента земной путь окончен. Ну почему ему все время попадаются на глаза такие отвратительные картинки? Этого Петр понять не мог. Поэтому быстро пошел дальше, к вокзалу.
Он быстро проник под высокий свод вокзала, мельком показав красные корки своего старого удостоверения двум секьюрити в фирменной одежде у входа. Людской гомон отражаясь от потолка просачивался во все щели и висел словно небольшой рюкзак на плечах, а точнее – на ушах. Петр обошел все закутки и закоулки, но ни бомжей, ни странно заинтересовавшую его блондинку не обнаружил. Решил ждать. Часы на одной из перемычек между стенами зала под потолком показывали десять тридцать пять. Петр подошел к игровым автоматам, где фанатичные пацаны верящие в удачу, или изображающие фанатов, а на самом деле были нанятыми зазывалами, скармливали электронному аппарату жетоны. Оперся о перилла из железных труб и стал скучающе посматривать во все стороны.
Стоял долго. Отлучился на время в буфетик, за бутербродом состоящим из сосиски в разрезанной булочке, да за бутылкой Коки, и вернулся на свой пост. Без десяти два, когда тучи накрыли небо, а здание вокзала осветили вспыхнувшие лампы и люстры, на горизонте, вернее, из бокового входа вышел знакомый бомж, но не тот, который рассказывал историю ограбления поезда, а один из пятерых задержанных, и неторопливо направился к многочисленным ларькам, вплотную стоявших по периметру всех стен и закутков зала ожидания.
Поправляя ремень замызганной спортивной сумки, свисавшей с его плеча, бомж облизываясь рассматривал дешевую бижутерию за стеклом ларька и пестрящие своим разнообразием самые различные наручные часы. Очевидно в сумке лежало что-то тяжелое, перекашивающее немощное тело. И Петр понял, что он принес тросик или железную кошку.
Вскоре к объекту присоединились остальные партнеры по камере вместе с рассказчиком, но очевидно не было главного, Стаса, так как они продолжали стоять, вернее переходить от одного ларька к другому, под бдительным оком линейного милиционера с дубинкой. Наконец из толпы вынырнул довольно крепкий парень и ни на кого не обращая внимания, подошел сзади к падшим товарищам и сказал:
– Лапы в гору! – чем сильно напугал своих друзей. Один из них даже подпрыгнул от неожиданности.
Петр расслышал этот приказ, сквозь неумолчный
Петр сразу узнал Стаса, хотя рассказчик в камере не описывал его внешности. Что-то в поведении Стаса не понравилось Петру. Он вел себя не совсем так, как остальные люди.
Отвалив от игральных автоматов, Петр неторопливо пошел за кучкой отщепенцев, не желающих или не умеющих жить так, как нормальные люди. Стас мельком взглянул в сторону игротеки, хотя блондинки там не было и ему о ней никто не мог рассказать. И это показалось Петру странным: по всем законам нынешнего существования Петра, день должен был повторится один к одному, но этого не происходило. По непонятным причинам разворачивался иной сценарий.
У выхода на улицу бомжи ускорили шаг и бегом помчались в привокзальные тылы, прячась за обратные стороны киосков. Петр, хотя и прибавил шагу, на улице никого не обнаружил. А с неба уже прилетела водяная холодная пудра. Петр поднял воротник, а люди подальновиднее, раскрыли зонтики.
Он быстро вошел в узкий распадок между двумя рядами, почти вплотную примыкавших друг к другу ларьков, заглядывая во все щели и карманы. Где-то посередине рукотворного ущелья он неожиданно остановился, наткнувшись на бомжей. Стас поджидал его между двумя будками, держа в одной руке складной нож-бабочку, и умело поигрывая им, а другой рукой для верности уперся в стену ларька. За своей спиной Петр услышал спертое сопение и вонь: его окружили, зажав со всех сторон.
– Значит ментик сам за нами топ-топ? – неприятно скривив мокрые губы, утробным голосом констатировал Стас.
Петру он не понравился. Стас был из той породы воришек, которые пакостят по мелочам, боясь крупных дел. Такие обычно никогда не исправляются, не приходят к мысли, что лучше переспать с королевой и украсть миллион, чем тискать в темном углу провонявшую мочой и несущую в себе полный букет венерических болезней опустившуюся «метелку», и подбирать в мусорных бачках окурки и бутылки. Жили такие стасы одним днем, довольствуясь мелочевкой.
Все это в один миг мелькнуло у Петра в голове, но… поведение Стаса, начавшего приближаться к нему, выходило за рамки мелкого воришки и бомжа. Петр явственно видел, что тот не остановиться перед убийством, и сейчас прирежет его. Еще не поняв до конца такого разительного превращения задрипанного бродяги в решительно бандюгу, Петр инстинктивно провел два сильнейших удара ногами назад, прикончив двух слишком близко подошедших бомжей. Он даже не оглянулся на содеянное, услышав лишь предсмертный хрип и удаляющийся топот троих оставшихся в живых.
Тесно было между киосками, поэтому Стасу казалось, что он находится в выгодном положении с пятью дружками, против одного. Но увиденное им постепенно стало отражаться на его опухшем от перепоя лице, и нож в его руках дрогнул.
– Ты кто? – испуганно спросил Стас, и быстро зачастил: – Ты не знаешь с кем связался! Я бессмертный…
И только сейчас Петр понял, с кем он столкнулся. Этот подонок попал в такую же петлю времени, как и он сам.
– Давно? – поинтересовался Петр.
– Что давно? – не понял Стас.