Чисто компьютерное убийство
Шрифт:
Многие его коллеги за глаза иронизировали по поводу его увлечения, но в повседневной реальности это оказалось очень удобным клапаном для отвода разных мутных течений. Например, идут многочисленные письма с хитроумными проектами вечных двигателей — их отправляют для отзывов Арсениду Ивановичу. Засветят под опухшим после вчерашнего перепоя глазом фонарь какому-нибудь механизатору под Вологдой, а тот сразу в газету, как он «наблюдал неопознанный летающий объект!» Письма идут со всех концов нашей страны, а кому из ученых во всем этом разбираться? Разумеется, академику Жуй-Жевайло.
Конечно, все эти аномальные явления Арсениду Ивановичу тоже были «до фени». Ему вообще все было до этой самой «фени», он давно уже ничем всерьез не занимался кроме дискуссий и банкетов, причем последние для него были предпочтительнее.
Василий Аполлинарьевич Паламарчук приехал перед обедом. От предложенного академического угощения отказался, согласившись только на чашку чая, и, устроившись на стареньком дачном диване в прохладной, отапливаемой калорифером комнате, сразу приступил к делу. Описав кратко, но точно ситуацию, он попытался, было, решить исход встречи одним конкретным вопросом: «Что могло послужить причиной гибели человека, если он общался только с компьютером, и никаких, так сказать, контактных воздействий на погибшего ни снаружи, ни изнутри не обнаружено? Может ли компьютер стать орудием убийства или самоубийства? И если да, то где найти прецедент?»
Нельзя сказать, чтобы Арсенид Иванович не имел дела с военными. Конечно, имел, да и не мог не иметь. Санкт-Петербург, несмотря на всю уникальность и столичный характер происхождения, похож на любой другой крупный город нашей страны тем, что со времен Советского Союза основная часть его промышленного и особенно научного потенциала работала на военные нужды. И все-таки военная прямота и конкретика следователя заставили его покраснеть и закряхтеть. Тем более что ответить такой же прямотой и конкретикой он в данный момент был не готов. Рандеву вскоре завершилось тем, что Паламарчук заручился обещанием ученого позвонить и предоставить подборку опубликованных материалов, которые могли бы оказаться полезны следователю.
Надо отдать должное академику. В отличие от подавляющего большинства нового поколения ученых мужей, он унаследовал от недобрых старых времен доброе качество бережно относиться к данному им слову, раз уж пришлось его дать. Через день на столе у следователя уже лежали распечатки нескольких статей из различных газет и журналов…
Паламарчук сожалел, что именно ему досталось это нудное и дохлое дело. Подумаешь — загадочное. Ну и что, что таинственное? Сейчас кругом одни загадки. И ни одной разгадки. Ни одно более или менее серьезное убийство не раскрыто, так что загадочностью и таинственностью сейчас никого не удивишь. А тут по горячим следам ничего не удалось продвинуть, предстоял «малоперспективный тягун». Да, собственно, и следов-то не было, ни горячих, ни холодных. Хорошо, что начальство все прекрасно понимало и не строило из себя соковыжималку. Так, давило потихоньку из формальных соображений, только потому, что оно — начальство. С другой стороны, Паламарчук привык к тому, что во всех ранее расследованных им делах четко была обозначена начальственная линия — кого, за что и как надо подводить к наказанию. Он не привык к самостоятельности в принятии таких решений и действовал, как собака, на коротком поводке у начальства. Вот и сейчас он привычно и непроизвольно ждал команды, куда бежать и кого кусать. Но за поводок никто не дергал. А тут и квартира еще не получена, все висит…
Однако дело лежало перед ним, и его надо было куда-то двигать. Возбуждено оно было по факту гибели капитана первого ранга, но естественные вопросы: убийство это или самоубийство, несчастный случай или злоумышленное преступление, каковы причины или мотивы смерти, и даже способ убийства, если это убийство, не говоря уже об орудии убийства, — все это требовало ответов. А о злоумышленнике или злоумышленниках, если, конечно, был этот злой умысел, и говорить нечего. В общем, чертовщина наблюдается, а самих чертей никто нигде не видел.
Василий Аполлинарьевич придвинул к себе копию одной из статей в какой-то провинциальной газете «Русский север», которая называлась «Тайна стекольных дырок». В числе прочего автор писал:
«Однажды, это случилось в 1982 году, мы с приятелем, профессором, заведующим кафедрой приборов точной механики, приехали на Финляндский вокзал. Привычное многолюдье, толчея у билетных касс, которые в виде будок из стекла тогда были разбросаны по всему фойе вокзала. Подведя меня к одной из таких будок, приятель обратил мое внимание на аккуратное круглое отверстие в стеклянной стенке кассы. По высоте оно располагалось на уровне глаз и имело диаметр, сравнимый с толщиной спички. Отверстие было снабжено плавной неглубокой фаской снаружи, по форме и размерам с тогдашние пять копеек.
Мы попробовали выяснить происхождение этой дырки у кассирши, однако ей ничего по этому поводу не было известно. По моим представлениям, такие отверстия в стекле оставляет пуля или плазменный пучок мощного лазера. Правда, в этом случае было бы неизбежно привлечение внимания, и были бы свидетели, и, наконец, огласка. Но не было ни свидетелей, ни пострадавших. Разумного объяснения появлению аккуратной дырочки в таком необычном месте тоже не находилось. Пахло чудом!
Но профессор еще подлил масла в огонь удивления и любопытства. Он повел меня снаружи здания вокзала, и тут я увидел, что со стороны железнодорожных путей на стеклах второго и третьего этажей красовались уже знакомые мне аккуратные отверстия фаской наружу. Их тут было несколько. При этом в двойных рамах насквозь были пробиты оба стекла, и только в одном случае внешнее стекло имело отверстие, а внутреннее — нет. И, как можно догадаться, пули или какого другого „снаряда“ в этом случае между рамами не оказалось. С разрешения администрации мы поднялись по внутренней лестнице, но никаких следов на стенах напротив сквозных отверстий не обнаружили.
Случай отличался от других известных мне „таинственных“ явлений своей реальной осязаемостью, конкретностью, и в то же время — необъяснимостью. И совсем я был добит сообщением профессора о том, что аналогичные дырочки были обнаружены в окнах некоторых служебных помещений, телефонных будок, причем, как правило, они были расположены вблизи реки Невы».
Далее автор задавался рядом вопросов: «Почему эти отверстия возникали в местах скопления людей, но никто не только не был „задет“, и даже не нашлось свидетелей самого процесса их возникновения? Почему отверстия, будь то на высоте полутора метров или десятка метров над землей, всегда оказывались перпендикулярными поверхности стекла? Почему в разных районах города они появились в одно время, судя по словам ночного сторожа вокзала, в ночь с 5-го на 6-е декабря?
На эти „почему“ ни тогда, ни сейчас нет ответа. Не нашлось его и у закрытой комиссии военно-промышленного комплекса. Пресса молчала. Продырявленные стекла телефонных будок суеверные и предприимчивые жители растащили на сувениры.
Говорят, аналогичные явления наблюдались в Прибалтике и в Северо-Западном регионе. При этом в одном из случаев, о котором рассказал житель города Вологды Николай Александрович Кротов с улицы Воровского, имелся новый отличительный признак. Дырка величиной с пятак, имевшая ровные края, обнаружена была, как и все другие, утром, то есть возникла ночью, но в данном случае „вырезанный“ кружок стекла был найден, он находился между рамами. А это очень существенно, так как отвергает одну, более или менее правдоподобную, гипотезу о происхождении отверстий, согласно которой причиной их возникновения могли послужить внутренние напряжения в самом стекле, возникшие при его варке и затвердевании. Поскольку стекло — это затвердевшая жидкость, в ней возможны включения в виде газовых пузырьков. Так же, как и в воде, они при определенных условиях, а именно при соответствующих кипению жидкости температуре и давлении, вскипают и выходят наружу. Но в данном случае это как раз и исключается, поскольку вырезанным оказался целый кусок стекла.