Чисто Питерская Хтонь
Шрифт:
Пиликанье домофона отвлекает Костю.
– Это я, — Лера собирает зонт и забегает в парадную. Костя следом.
– Знаешь, когда я еще только собирался переезжать, мне казалось, что называть подъезд парадной — это просто снобство, — оглядывая огромные, украшенные витражами окна, Костя замер на месте.
– Ты, наверное, и про шаверму так думал, — Лера кивает в сторону лестницы.
– Всем на Кавказе известно, что шау… — договорить не получается. Подруга закрывает ладонью рот.
–
Дверь в квартиру уже открыта. Из коридора пахнет запеченной тыквой и корицей. И почему-то…
– Чеснок? Только не говори, что от вампиров, — хмыкает Костя, снимая пальто. Даже первокурсники знают, что в северных широтах обитают исключительно энергетические вампиры, а от них чеснок не помогает.
– О, ты удивишься, — таинственно улыбается Лера, оставляя на пороге насквозь мокрые кеды. И тянет за руку.
Коридор такой длинный и темный, кажется, это портал в другой мир. Так и есть, понимает Костя, когда оказывается на освещенной желтым светом кухне. Прямо по центру длинный стол, за которым десяток женщин разных возрастов чистят, режут, перемешивают. Колдуют, в общем.
– Моя особенная девочка, — бабушка во главе стола тянет руки и обнимает внучку. — Вы вовремя. Скоро мы со столом разберемся и начнем.
– Если помощь нужна… — все оборачиваются на Костю. Главное — вовремя понять, что ты один в женском коллективе, так сказать.
– Да мы уже все, — улыбается бабушка. — Покажи хлопцу, где у нас руки помыть можно, — это уже Лере.
Лера хватает дольку яблока, прямо из-под бабушкиного ножа, не обращая внимания на ее упреки, хохочет и убегает. Опять Косте ее догонять.
– А это? — квартира пропитана магией, Костя чувствует. Наверняка все стены газетами правильно обклеены.
– Баба Нюра. Моя бабушка, — свет в ванной получается включить только раза с третьего. Лера щелкает пальцами, бормочет что-то под нос, и тогда электричество добирается до лампы.
– Она — Верховная?
– Это в «Американской истории ужасов» может быть верховная, а она — Большуха.
– Аутентично, — хмыкает Костя, намыливая руки.
– Ты же в курсе, что неправильно используешь это слово?
– Питерский снобизм, — глубокий выдох.
* * *
– Ну, пожалуй, начнем, — баба Нюра улыбается всем в кухне.
Нарядные и замершие, словно статуи, женщины будто только этой улыбки и ждут, все начинают двигаться, даже Лера. У нее в руках появляется корзина с помидорами, у старушки напротив целая простыня тонкого лаваша. Костя замечает даже литр кефира из соседней Пятерочки. На столе появляются соленые огурцы, кочан капусты и целый противень ароматного — в специях — мяса.
– Это точно ритуал? — с сомнением спрашивает Костя.
– Смотри и удивляйся, — хитро щурится Лера, и друг понимает: она специально не вдается в подробности, чтобы потом подшучивать
– Это случилось давным-давно, — голос бабы Нюры как будто становится крепче, громче. — Каждый год люди праздновали сбор урожая и знали: солнце теперь низко, Укко-старик и не может греть смертных как летом. В день новолетия провожали его за тридевять земель. А каждую весну ждали его возвращения молодым и сильным. Переродившемся. Но в тот год что-то пошло не так, и люди не дождались весны…
Косте сложно следить за всем происходящим, но он пытается: помидоры нарезаются тонкими кружочками, как и огурцы. Капуста на глазах превращается в хрустящую соломку. Но главное колдовство происходит с кефиром: в плошку летят специи, мелко нарезанные чеснок и зелень.
– И пошла тогда Прародительница за тридевять земель искать Укко. Мешали ей мороз и вьюга, но Прародительница была умна не по годам: оделась тепло и припасов с собой взяла в достатке. Звери помогли ей найти дорогу, деревья укрывали от дождя, птицы подсказали, как правильно завести разговор со стариком. И вот дошла Прародительница, и видит, лежит Укко, бел как снег и пошевелиться не может. Покинули деда силы. Бросилась к нему Прародительница и давай согревать, ноги-руки растирать, причитать и уговаривать, чтоб вернулся он к людям. А Укко ей на это: дуреха, есть, что в рот закинуть? Даже маковая росинка подойдет. Но не было у Прародительницы маковой росинки. Она заглянула в суму, нашла недоеденный огурец, маленькую помидорку, чуть обветренный кусок мяса.
– Только не говори, что и лаваш… — бурчит под нос Костя, а у самого брови на лоб ползут. На разложенный лаваш целыми горстями укладывают овощи с мясом, все это добротно поливают соусом и начинают лаваш закатывать.
– Это же шау… — резкая боль в колене не дает договорить.
– Еще раз услышу, как ты пытаешься шаверму неправильно назвать — выгоню, — Лера возмущенно смотрит на друга.
– Да что не так-то? — шипит Костя
– В ритуале каждое слово важно!
– Знаю, не первак!
– Из-за твоего вот этого, как на Кавказе называют, ритуал не сработает. Все усилия зря, и нам всем потом мучиться. Тебе это надо?
– Н-нет?
– Никому не надо. Слушай лучше.
– Попробовал Укко кушанье, что для него Прародительница приготовила и моментально силой наполнился, помолодел. Соус по локтям тек и там, где на землю капли упали, весной появились подснежники. И вернулось тепло в наши земли. И настолько был поражен бог, что подарил Прародительнице силу магическую. И сказал, что у всех потомков эта сила будет, пока они ритуалы соблюдать не бросят. Так и повелось: каждый год мы собираем Укко самую вкусную шаверму, и он возвращается могучий и приносит с собой весну, — улыбается баба Нюра и как в ладони хлопнет, а хлопок этот оглушительный, как раскат грома прямо на кухне. Свет в комнате будто кто-то выключает. Аромат яблок, корицы, тыквы перекрывает запах чеснока и жареного мяса, хоть и кажется, что это невозможно. Когда на кухне светлеет, Костя понимает почему: гигантской шавермы, собранной трудолюбивыми родственницами Леры нет. И никто не испуган. Женщины улыбаются и поздравляют друг друга, прям как с Новым годом.