Чисто русское преступление
Шрифт:
– Добрый вечер, – поправляя сыщика, ответил Жора и посторонился, пропуская гостя в дом.
– Как время летит, только что было утро, – сказал Туровский, заходя в жилище деревенского холостяка. Он мучительно выбирал тактику поведения.
– М-да, – отреагировал Жора и замолчал.
Андрей прошел к единственному креслу в небольшой комнате и уселся в него с видом долгожданного гостя. Но отступать и тупо молчать на пару с хозяином сыщик не собирался. Он решил действовать нагло, напором, идти напролом, так как чувствовал в Нефедове такое наплевательское отношение к бренному миру, что догадывался – разговорить Жору будет практически невозможно.
Если только зацепиться за его интерес. Что он собирает? Туровский бегло оглядел каморку. Диван, стол, стул, кресло, на котором он сидит, старинный сундук и полки – книжные полки, битком забитые произведениями классиков мировой литературы, изданными в прошлом веке. Нефедов собирает книги? Но подобные библиотеки можно встретить едва ли не в каждой квартире, где трепетно относятся к наследству предков, собираемому в пору тотального дефицита не только книжной продукции.
– Восхитительная библиотека! – заметил Туровский. – Замечательно! Одни классики! И что, ни одного современника?
– Ни одного, – гордо признался Жора. – М-да.
Туровский моментально прокрутил в голове все, что знал о классиках, и принялся расхваливать первого, кто пришел ему на ум, – Пушкина. Любому нормальному человеку первым при случае на ум придет Александр Сергеевич, на него же потом можно будет списать неудачи. Кто виноват? Пушкин. Сам того не зная, Туровский с первой попытки зацепил Жору Нефедова. Тот начал робко, осторожно, исподволь экзаменовать сыщика.
– «Алина, сжальтесь надо мной», – декламировал Андрей все подряд, что помнил. А помнил он не так уж и много, запас явно иссякал. – Знаете, Жора, мне нравится и прозаическое творчество поэта!
– М-да, – сказал Жора.
«Придурок», – подумал Туровский, уже ни на что хорошее не надеясь. Битый час он метал перед этим Жорой икру, а тот лишь неопределенно поддакивал, как будто решал: раскрыть сыщику военную тайну или умереть вместе с ней, не сдавшись врагу.
– «Капитанская дочка» впечатляет, не правда ли, Георгий? Пугачев так убедителен!
– Недавно я приобрел автограф великого мастера, – внезапно перебил Туровского собиратель.
Собиратель автографов?!
– Не может быть! – воскликнул сыщик своим мыслям, не поняв пока, хорошо это или плохо для расследования.
– Я тоже так поначалу думал, – скромно признался Нефедов, – совсем не рассчитывал, но мне сопутствовала удача.
Он встал с дивана и подошел к старинному сундуку, достал из кармана поношенного пиджака ключ, открыл крышку, у которой вместо сигнализации сработал жуткий скрип и скрежет, и достал пожелтевший листок в обыкновенном прозрачном файле.
– Целый лист из белового автографа пушкинских «Замечаний о бунте», приложения к его «Истории Пугачева». – Нефедов протянул сыщику раритет, следя за листком ревнивым взглядом. – Текст этих замечаний давно печатается в собраниях сочинений мастера, печатается по копиям, выдержки из этой работы приводились в разных статьях и книгах о Пушкине и Пугачеве, но «Замечания о бунте» до конца не изучены, они ни разу не стали объектом пристального научного анализа. Скорее всего, отсутствие подлинника охлаждало пыл исследователей. Всегда приходилось допускать, что какие-то подробности, поправки, пометки не учтены в копиях. Никто не знал, насколько верны эти копии. Теперь узнали, найден оригинал. И в число счастливых обладателей истинного росчерка пера великого мастера вошел я. Пятьдесят восемь ветвей генеалогического древа Александра Сергеевича Пушкина, двести тридцать четыре потомка, проживающие сегодня в разных частях света, и среди них ни одного поэта! Рожденный навечно единожды...
Нефедов странным образом завершил торжественную речь и, забрав листок у Туровского, вернул его в сундук под замок. Тот за короткое время успел заметить почерк, действительно похожий на почерк Пушкина.
– Георгий, так вы собираете автографы?
– Я фактически почерковед! – гордо признался тот. – И удостоверяю, милостивый государь, что этот текст написал Александр Сергеевич собственноручно.
– А там ничего нет про Ведрищева или Горемыкина?!
Идиотский вопрос, Туровский это прекрасно понимал, ляпнул, не контролируя движения болтливого органа.
– Горемыкина? М-да.
И Нефедов замкнулся.
Он поделился с Туровским самым святым, что у него было. А сыщик наплевательски отнесся к откровениям, не оценил, не поддержал, а поинтересовался иным, к делу не относящимся фактом. Недоставало еще спросить, не боится ли собиратель автографов, что у него из сундука их банально выкрадут, сигнализации-то никакой.
– Что это? – Взгляд намеревающегося уходить Туровского, а разговаривать с ним хозяин больше не хотел, остановился на бревенчатой стене.
Аккуратно вложенный в деревянную рамку под стекло, на ней висел лист из «Жития», где писарь Чумичкин доводил до сведения широкой общественности статьи из трактата протопопа Сильвестра.
– Это? – нахмурился Жора. – Это мой список. Собственноручно выполненный с нашего рукописного «Жития».
– Это списали вы? – искренне удивился сыщик.
– М-да, – сказал Жора.
– Один в один, – произнес Туровский задумчиво.
Причастность Нефедова к краже рукописного раритета из местного краеведческого музея была довольна призрачной. Но она была! В этом факте Туровский нисколько не сомневался, его нужно было проверить немедленно. Раз Нефедов молчал, сыщик решил поехать к Елене Ивановне. Он спешил, возможно, торопил события, но нюхом чуял, что разгадка близка.
Елена Ивановна не отходила от больничной койки внука. Она осунулась, похудела еще больше и плохо ела. Хорошо, что рядом была Светочка Ведрищева. Милая, славная девушка помогала ей, чем могла. Рано утром поехала в областной центр за дорогущими лекарствами, вернулась к полудню, а к вечеру, как доктор сказал, что у Семена должны стать заметны улучшения состояния здоровья.
Елена Ивановна только что проводила Светочку домой, хорошенько отдохнуть после трудного дня, и теперь всматривалась в лицо внука, стараясь не пропустить предполагаемых улучшений.
Любимое лицо выражало полную безмятежность. Знакомые с детства черты опровергали крамольную мысль о том, что Семен мог участвовать в музейных кражах. Елена Ивановна качала головой, мстительно щурила глаза и обещала себе найти и покарать преступника, посягнувшего на то единственное, что красило ее жизнь, – на внука. Если не считать Антона Капитоновича Чура. Его пока можно не считать, слишком печальные обстоятельства отодвинули их трогательные отношения на задний план. Но Елена Ивановна не сомневалась, что внук выкарабкается, все расскажет, и тогда помочь расправиться с преступником она позовет Антона Капитоновича. Они вместе что-нибудь придумают. Антон Капитонович ее не подведет, как тот столичный сыщик, сгинувший на провинциальных просторах. А Елена Ивановна так на него надеялась! Даже пыталась помочь следствию, начав строить собственные версии ограбления. Она и сейчас не бросит это неблагодарное занятие, только на первом месте в этом расследовании у нее станет покушение на внука. Главное, чтобы он очнулся и все рассказал.