Чисто женская логика
Шрифт:
— А вы уж и рады.
— Не понял?!
— Разбиты человеческие жизни... А вы веселитесь.
— Не понял?! — Убахтин обессиленно откинулся на спинку стула и уставился на Касатонову белыми от бешенства глазами.
— Вы считаете, что это справедливо?
— Что справедливо? Что?!
— Все, — чуть слышно обронила Касатонова.
— Милая дамочка! В мою задачу не входит поиски справедливости. Если уж на то пошло, мне это глубоко безразлично.
— Оно и видно.
— Мне по барабану, кто прав, а кто виноват! Кто кого
— Конечно, — кивнула Касатонова. — Всем нужен убийца. И вы этих убийц поставляете в необходимом количестве.
— Боже! Какую чушь вы несете, Екатерина Сергеевна! Хотите... Хотите, Юшкова при вас, вот сейчас, сию минуту подтвердит все свои показания?
— Хочу, — прошептала Касатонова.
— Хорошо!
Убахтин нажал неприметную кнопку на своем столе и через некоторое время в дверях появился щуплый паренек в зеленоватой форме, с косо сидящей на голове фуражке, со сдвинутой набок пряжкой ремня.
— Юшкову сюда!
Конвоир вышел, осторожно прикрыл за собой дверь и тут же послышался грохот удаляющихся шагов — сапоги на парнишке тоже, похоже, были не по размеру.
Несмотря на всю бессмысленность возражений Касатоновой, продиктованных не столько многозначностью фактов, сколько обычной женской логикой, которая если и не идет поперек мужской, то где-то рядом, в стороне, что-то в ее словах зацепило следователя, заставило его если не усомниться в очевидности той картины преступления, которая сложилась в папке уголовного дела, то хотя бы еще раз взглянуть на эту картину. Видимо, не все подробности преступления в сознании Убахтина стыковались без зазоров и накладок. И его что-то смущало в этом убийстве.
— Если Юшкова сказала, что Балмасов убит выстрелом в затылок, — медленно проговорил Убахтин, — значит, она там была. Юшкова была на месте преступления.
— Она этого и не отрицает.
— Да, не отрицает.
— Я сама ее видела выходящей из дома.
— Что?!
— Я же вам говорила — ее машина ждала. С включенными габаритными огнями.
Как раз за нашим домом.
— Время? — сипловато спросил Убахтин.
— Что-то около одиннадцати.
— Вечера?
— Разумеется.
— А по заключению экспертов убийство произошло около десяти вечера.
— Эксперты могут и ошибиться, — невозмутимо произнесла Касатонова.
— Если они ошиблись на час в одну сторону, или на час в другую сторону, это не меняет сути происшедшего.
— А в чем суть происшедшего?
— Убит человек. И Юшкова имеет к этому прямое отношение. Я допускаю, что она была не одна, но то, что она тоже приняла участие в печальных событиях того вечера, для меня совершенно бесспорно.
Наступило молчание.
Касатонова и Убахтин продолжали мысленно перебирать известные им обстоятельства убийства, примеряя их к Юшковой, как примеряет портной еще незаконченный пиджак, удлиняя его, укорачивая, приметывая рукава, воротник, снова их отрывая, снова прикладывая, добиваясь совершенства, добиваясь правильной стыковки.
— Я, кажется, знаю, где пистолет, — неожиданно проговорила Касатонова. Но теперь ее взгляд был направлен скорее внутрь самой себя — она изумлялась собственным словам.
— Так, — крякнул Убахтин и невольно осел на своем стуле. — Я не ослышался, Екатерина Сергеевна?
— Не знаю... Но я, кажется, знаю, где нужно искать пистолет.
В этот момент раскрылась дверь и вошла Юшкова. Следом за ней в кабинет опять просочился конвоир и вопросительно посмотрел на Убахтина.
— Подождите в коридоре, — сказал он. — Минут пятнадцать.
Юшкова выглядела осунувшейся, лицо ее без подкрашивающих средств выглядело сероватым, но, в общем, спокойным, даже какая-то терпеливость в нем просматривалась, как бы жалея следователя, она согласилась уделить еще немного времени его бестолковым вопросам.
— Садитесь, — сказал он, показав на стул.
— Здравствуйте, — Юшкова увидела, наконец, Касатонову. — Мои слова сбываются.
— Какие?
— Если вы помните, я что-то сказала о вашей неотвратимости. Когда вы приносили повестку. Я тогда сравнила вас с шумным духом.
— Было, — кивнула Касатонова.
— Случайные слова часто оказываются самыми верными. Ваша повестка так и не пригодилась. Не успела я воспользоваться приглашением. Юрий Михайлович опередил меня и сам заявился в мою квартиру.
— Изменились обстоятельства, — смешавшись, сказал следователь. — Елена Ивановна... Есть несколько вопросов. Не возражаете?
— А мне позволено возражать?
Юшкова села на стул в сторонке, закинула ногу на ногу, осмотрелась.
— Тогда начнем.
— Сигареткой угостите, Юрий Михайлович?
— Прошу, — Убахтин вышел из-за стола, протянул Юшковой пачку сигарет, и когда она взяла одну, поднес зажигалку. — Может быть, это не столь роскошные сигареты, как те к которым вы привыкли, но, как говорится, чем богаты, тем и рады.
— Ваши дороже, — сказала Юшкова.
— А ваши в доме убитого.
— Как я понимаю, разминка закончилась?
— А она и не начиналась, — Убахтин почему-то сделался раздраженным, причем, Касатонова даже не заметила перехода — что-то в словах Юшковой, в ее поведении его зацепило, что-то вывело из себя, но что именно понять было невозможно. — Несмотря на тщательную уборку, которую проделал убийца, в квартире Балмасова обнаружены отпечатки ваших пальцев.
— Я была в этой квартире.