Чистое сердце
Шрифт:
— Вы мне льстите, мистер Джон Дэвис; я в данном случае делаю только то, что и вы сделали бы на моем месте.
— Согласен! Но вы все делаете с такой любезностью, что мне просто неловко.
— Перестанем говорить друг другу комплименты. Вот и лошади поданы.
— Их две. Разве вы намерены проводить меня за границу аванпостов?
— О, лишь несколько шагов, если только мое общество не будет вам неприятным.
— Ах, полковник! Я всегда буду счастлив видеть вас своим спутником.
Разговор двух собеседников происходил в самом любезном тоне, в котором, однако, просвечивала тонкая
Оба всадника ехали рядом. Часовые по молчаливому знаку полковника пропускали их беспрепятственно. Вскоре они спустились с холма, миновали передовые посты и очутились в открытом поле. Каждый из них, погруженный в свои мысли, с отрадным чувством отдавался ощущениям безмятежной ясности и покоя, разлитых в природе, и, казалось, совсем забыл, что он не один. Так ехали они на протяжении часа и наконец приблизились к перекрестку двух дорог, образовавших нечто вроде ущелья, в центре которого поднимался крест, словно зловещий предвестник гибели. Крест был поставлен в память о каком-то убийстве, совершенном некогда в этом пустынном месте.
Точно сговорившись, обе лошади офицеров разом стали, вытянули шеи, заложили уши назад и зафыркали. Оторванные так неожиданно от своих грез и возвращенные к действительности, оба всадника выпрямились и оглянулись. Ни малейший звук не нарушал ночной тишины. Окрестность была пустынна и безмолвна, как в первые дни сотворения мира.
— Вам угодно дать мне возможность еще некоторое время пользоваться вашим приятным обществом? — спросил американец полковника.
— Нет, — ответил коротко молодой человек, — я здесь остановлюсь.
— А-а! — разочарованно протянул Джон Дэвис. — Так мы здесь расстанемся?
— О нет! — ответил полковник. — Еще нет!
— Но в таком случае, несмотря на то величайшее удовольствие, которое я испытываю в вашем очаровательном обществе, я вынужден отказаться от него и ехать дальше.
— О, будьте так добры, уделите мне несколько минут, мистер Дэвис, — возразил полковник с ударением на каждом слове.
— Несколько минут… согласен, но не больше! Не правда ли? Так как мне предстоит долгий путь, то, несмотря на удовольствие, которое доставляет мне беседа с вами…
— От вас одного будет зависеть, сколько времени нам оставаться вместе.
— Это в высшей степени любезно с вашей стороны!
— Мистер Джон Дэвис, — произнес полковник, повысив голос, — помните ли вы о нашем последнем разговоре друг с другом?
— Дорогой полковник, вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что я забываю только те вещи, которых не должен помнить.
— И это должно означать…
— Что я прекрасно помню разговор, о котором вы сейчас упомянули.
— Тем лучше! Ваша замечательная память снимает с меня часть труда, и мы легко поймем друг друга.
— Я тоже так полагаю.
— Не находите ли вы, что это место вполне соответствует нашей цели?
— Я нахожу его превосходным, дорогой полковник!
— В таком случае, если вы согласны, сойдем с лошадей.
— Я к вашим услугам. Для меня нет ничего ненавистнее, чем продолжительные разговоры верхом на лошади.
Всадники соскочили с лошадей и привязали их к дереву.
— Вы берете ваше ружье? — заметил американец полковнику.
— Да, — ответил тот. — Вам это не нравится?
— Нисколько! Так это будет нечто вроде охоты?
— Господи Боже мой! Конечно! Только на этот раз дичью будет человек.
— Интерес охоты от этого только усилится, — заметил американец.
— Вы — прекраснейший компаньон, смею вас уверить, мистер Джон Дэвис!
— Что же делать, полковник. Я не умею ни в чем отказать моим друзьям.
— Где же мы встанем?
— Всецело предоставляю вам право выбрать место.
— Взгляните: по обеим сторонам дороги растут кусты, словно нарочно для нас посаженные!
— Да, это действительно странно. Так станем друг против друга в кустах и после счета десять — выстрелим.
— Отлично! Но если мы промахнемся?.. Я знаю, что мы отличные стрелки и это почти невозможно, но… все же это может случиться.
— Тогда ничего нет проще: мы возьмемся за сабли и будем биться.
— Прекрасно! И еще одно слово: один из нас должен пасть, не так ли?
— Разумеется, а иначе к чему же был бы этот поединок?
— Совершенно справедливо. Только позвольте еще одно…
— Что именно?
— Тот, кто останется жив, должен бросить мертвого в реку.
— Гм! Так вам очень хочется, чтобы я исчез с лица земли.
— Карай! Вы понимаете меня.
— Это правда. Согласен и на это!
— Благодарю вас!
Собеседники поклонились друг другу и разошлись в противоположные стороны, чтобы, согласно уговору, скрыться в кустах. Через несколько секунд грянули два выстрела, и эхо от них разнеслось далеко по реке Рио-Тринидад.
После выстрелов оба противника с обнаженными саблями бросились друг на друга, и между ними разгорелся поединок не на жизнь, а на смерть. Оба врага, не произнося ни слова, яростно бились в глубине ущелья; силы их были почти равны, а потому они бились долго, и нельзя было предвидеть, кто кого победит. Бой продолжался бы еще дольше, если бы не явилась неожиданная помеха в виде небольшой группы людей, показавшейся неожиданно на развилке дорог. Люди эти прицелились из ружей в сражающихся и приказали им немедленно сложить оружие.
Противники опустили сабли, и, отступив шаг назад, замерли в ожидании.
— Стойте, — крикнул человек, бывший, по-видимому, главным среди вновь прибывших. — А вы, Джон Дэвис, садитесь на лошадь и уезжайте!
— По какому праву отдаете вы мне это приказание? — воскликнул американец гневно.
— По праву сильного! — ответил главный. — Уезжайте, если вы не хотите, чтобы с вами случилось несчастье!
Джон Дэвис огляделся. Действительно, оказалось, что всякое сопротивление с его стороны было бы бесполезно. Да и что бы мог сделать он один, вооруженный саблей, с двадцатью хорошо вооруженными людьми?