Читающий по телам

Гарридо Антонио

С. 316. …Палата чинов, Ли бу… Палата церемоний, Ли бу… — То, что Палата чинов и Палата церемоний называются вроде бы одними и теми же словами, не должно смущать читателя. Звучание иероглифов «чин» и «церемония» записывается и латиницей, и кириллицей одинаково, но это разные, по-разному пишущиеся знаки.

С. 317. …пропустил его внутрь. — Запретный город, вообще говоря, всегда подразделялся на два основных сегмента. Между обыденным миром, то есть собственно столицей (в описываемое время — Линьанем), и режимной территорией стояла главная стена. За нею находилась своего рода буферная, промежуточная зона — Императорский город, отведенный для исполнительной власти (все перечисленные у автора палаты и ряд иных учреждений). Зоной, наиболее удаленной от низкой обыденности и поэтому окруженной еще одной стеной, был внутри Императорского города так называемый Дворцовый город. В его южной части, куда можно было, миновав Главные ворота, сразу попасть из Императорского города, функционировали учреждения и сановники иного уровня: советники, секретари, биографы и т. д.; они обеспечивали законодательную и управленческую деятельность лично императора. Здесь готовили проекты указов,

сводили воедино и редактировали подаваемые на высочайшее рассмотрение меморандумы, отчеты, докладные записки; здесь же находились официальные императорские покои — залы для приемов, аудиенций, собраний и советов. Еще дальше, и тоже за очередной стеной, располагались жилые дворцы императора, императрицы, евнухов, дворцовых дам. В отдельный сегмент был выделен комплекс административных и жилых зданий двора наследника престола. Все эти зоны вплоть до территорий отдельных дворцов разгораживались стенами, и все ворота в этих стенах охранялись. Такая организация не была обусловлена, как легко и с удовольствием может вообразить европеец, маниакальным страхом китайских тиранов перед угнетенным народом. Дело в том, что, в отличие от европейских Лувров и Эскуриалов, представлявших собою едва ли не крепости, сами китайские дворцы являлись беззащитными: это были не многоэтажные герметичные громады из камня с бесчисленными залами и анфиладами комнат внутри одного здания, но легкие, открытые всем ветрам постройки, зачастую — каждый зал по отдельности, соединенные крытыми (но не имеющими стен, лишь красивые опорные колонны) галереями, а то и вовсе открытыми дорожками. Именно поэтому, например, иероглиф дянь китаистам приходится переводить то «дворец», то «зал». Судя по тому, что Цы только что бродил среди зданий, где располагались главные исполнительные учреждения, сейчас он переходит из Императорского города в Дворцовый.

С. 321. …к эпохам Тан и Цзинь. — Время правления династии Тан (618–907 гг.) — один из величайших и блистательнейших периодов китайской истории (некоторые полагают даже, что — самый блистательный). Сунская династия пыталась на него равняться, но это было ей не по силам (впрочем, особой вины сунских императоров тут нет, просто мир изменился: на северных границах возникли мощные иноплеменные империи, а жизнь в самом Китае становилась все более сложной из-за уменьшения ресурсной базы и развития, уж простите за суконное выражение, товарно-денежных отношений). Что же касается Цзинь, то в китайской истории было несколько династий, называвшихся так; здесь, вероятно, имеется в виду самая долгая Цзинь (265–420 гг.). При ней Китай был в очередной раз объединен после периода раздробленности и междоусобиц, что вызвало расцвет культуры. Следует иметь в виду, что названия династий в Китае обусловлены отнюдь не фамилией правящего рода, как в Европе, но названием, которое воцарившийся род давал стране (и которое, разумеется, с падением данной династии и с приходом к власти другого рода менялось). Сами китайцы и не подозревали, что живут в Китае: неизменный мир вокруг для них был Поднебесной или Землей между четырьмя морями, а владеющее этим миром государство называлось при каждой династии так, как его назвал тот, кто эту династию основал.

…в мастерских Жучжоу. — В оригинале, в испаноязычной транскрипции: Ruzhou. Без иероглифики трудно сказать, но, возможно, имеется в виду город, и поныне носящий имя Жучжоу; расположен на территории современной провинции Хэнань.

С. 322. …последствия вторжения чжурчжэней. Войска Цзинь… резко продвинулись и завоевали весь северный Китай. — Это произошло почти за восемьдесят лет до описываемых событий.

С. 331. …дети, которых у нюйши никогда не будет. — Термин «нюйши» (в испаноязычной транскрипции — n"ushi) тоже с большой степенью достоверности опознается даже без иероглифики. «Нюйши» в буквальном переводе значит «дева-писец», «девица-регистратор»; так назывались низшие служащие женского пола, составлявшие штат непосредственных исполнителей и делопроизводителей (говоря современным языком — клерков) в учреждениях, обслуживавших императрицу и императорских наложниц. Иногда приставку нюйши к названию своей реальной должности получали в качестве почетного титула иные низшие служащие женского персонала. Что-нибудь вроде «взбивающая подушки нюйши» — значит «Ого-го какая взбивающая подушки»! Автор, если у него и впрямь имеется в виду нюйши, явно переоценивает значимость этой должности. Этих секретарш в каждом подразделении женской части двора было немало. За порядком же на женской половине следили так называемые нэйсыбо — дядьки из внутренних покоев (иероглиф бо исходно действительно обозначает брата отца). Разумеется, эти дядьки были скопцами.

С. 333. …добраться до кабинета, который занимал личный секретарь императора. Цы представился и попросил об аудиенции… — Вкратце отмечу лишь, что реальное штатное расписание предусматривало целую цепочку таких секретарей. Их должности в силу близости к олицетворяющей центр мира персоне владыки назывались одна причудливее другой — скажем, срединный податель дел (тот, кто передает дела в самую середку — цзишичжун). Впрочем, секретари отвечали за правильное составление и прохождение бумаг; допусками на аудиенции ведали совсем другие должностные лица.

С. 340. …победил при Кайфэне… — Город, бывший столицей Северной Сун, затем завоеванный чжурчжэнями и ставший одной из столиц их империи Цзинь.

…императором Сяо-цзуном… — Сяо-цзун (1163–1190) — второй император Южной Сун.

С. 350. …в ярком шелковом ханьфу… — Это собирательное название традиционной китайской одежды. Его можно перевести как «одежда ханьцев»; поскольку, однако, и самоназвание народа устоялось лишь в период правления династии Хань (206–220 гг. н. э.), впервые успешно и надолго объединившей страну, можно назвать ее и «одеянием династии Хань» — хотя реально стиль этой одежды возник значительно раньше. Понятием «ханьфу» охватывается как мужская одежда, так и женская. В самом общем

виде можно сказать, что ханьфу — это длинный, до колен халат со стоячим перекрестным воротником, широкими рукавами, запахивающийся направо, и под ним — узкая юбка до пят (у мужчин могли быть и штаны). Согласно легендам, этому стилю одежды более четырех тысяч лет. Надо еще отметить, что, собственно, довольно многие персонажи романа наверняка одеты в ханьфу, так что почему автор столь сконцентрировался на ханьфу внучки Юэ Фэя — не очень понятно.

С. 360. …и раз в месяц — с императрицей. — Забота о ритмичной, по интенсивности строго соответствующей возрасту интимной жизни мужчины всегда считалась в Китае одним из важнейших факторов достижения долголетия и поддержания сил.

В чары он, конечно, не верил… — Это странно уже хотя бы потому, что в столь любимом нашим героем сунском уголовном уложении «Сун син тун» были предусмотрены совершенно конкретные и крайне строгие наказания за изготовление магических ядов и амулетов, за ворожбу из ненависти с целью причинить вред и прочие «высокотехнологичные» преступления. Скажем, за ворожбу, приведшую к смерти жертвы, полагалось наказывать как за реальное убийство, то есть смертью. Самое любопытное, что кодекс предусматривает как одно из преступлений того же порядка колдовство с целью добиться безрассудной любви (аймэй) со стороны отца, матери, деда или бабки по мужской линии либо — если речь шла о рабе или рабыне — хозяина. Для тогдашних китайцев было ясно, что, например, безрассудно любящий внука дед не в состоянии его воспитывать, он может только баловать отпрыска, потакать всем его прихотям и тем самым, натурально, портить его. Столь вопиющее нарушение субординации — попытка магическим путем сделать того, кому ты обязан искренне и с радостью повиноваться, напротив, покорным себе — наказывалось ссылкой на 2000 ли, что было одним из самых суровых несмертельных наказаний. Если же подданный пытался приворожить к себе императора, ясно, что ни о чем, кроме казни через обезглавливание всех, вовлеченных в дело, и речи не могло идти. О любовных же приворотных зельях в нашем понимании — чтобы, скажем, мужчина полюбил женщину или наоборот — в уголовных законах царит полное молчание. По сравнению с попыткой добиться любви отца постельные делишки, видимо, не считались чем-то серьезным.

С. 398–399. …Ли Бо… прозванного бессмертным поэтом… И родину вспоминаю… — Ли Бо (701–763) — вероятно, самый знаменитый и, говоря нынешним языком, культовый поэт Китая. С его именем связана масса притч и легенд, он стал персонажем многих прозаических новелл; вспомнить хоть историю о том, как сам император пытался протрезвить его кислым рыбным супом, поскольку никто, кроме Ли Бо, не мог прочитать ультиматум, присланный танскому владыке из государства Бохай; поэт мигом прочухался и написал такой ответ, что больше бохайцы уже не смели и пикнуть. Действительно, в века вошел с титулом шисянь, который трудно перевести на наш язык адекватно — поэт-бессмертный, гений стихосложения, святой стихотворец. Следует иметь в виду, что в ту пору выражение «бессмертный поэт» употреблялось не в том смысле, что, дескать, слава его переживет века; оно значило лишь, что человек имеет сверхъестественные способности — в частности, летает на облаках и никогда не помрет, даже если в силу своей сиюминутной прихоти и сделает такой вид. Стихотворение «Думы тихой ночью» приведено в переводе А. Гитовича.

С. 401. …бьющая через край ненависть к императору, которую она не только не скрывает… — Не могу в связи со всем этим не процитировать столь любимый нашим героем «Сун син тун»: «Всякий, кто непочтительно высказался о Том, кто в паланкине (т. е. об императоре), причем побуждения и соображения исключительно вредоносны, наказывается обезглавливанием. Если же кто-либо, просто высказывая суждения об отклонениях от должного и ошибках в делах управления, затронул Того, кто в паланкине, подается прошение на Высочайшее имя с просьбой о вынесении решения, как поступить. Имеется в виду, что кто-либо, высказывая суждения об отклонениях от должного и ошибках в делах управления, то есть, рассуждая о законах и постановлениях государства, о том, что так и что не так, в связи с этим коснулся Того, кто в паланкине. Это несколько отличается от непочтительных высказываний, когда побуждения и соображения исключительно вредоносны. Поэтому в уголовном установлении не устанавливается определенного наказания. Когда такое произошло, подают прошение на Высочайшее имя с просьбой о вынесении решения о том, как поступить. Если исключительной вредоносности нет, наказание — 2 года каторги. То есть, хотя и высказался непочтительно о Том, кто в паланкине, побуждения и соображения не были исключительно вредоносны. Наказание — 2 года каторги».

С. 412. Такое обвинение, окажись оно ложным, должно караться смертной казнью… — Это не метафора, тут автор, похоже, знает реалии. Имеется в виду механизм так называемой «обратной ответственности» (фаньцзо), согласно которому податель доноса, если его обвинение оказывалось преднамеренно ложным, должен был получить то наказание, какое полагалось за фигурирующее в доносе преступление. Действия же Кана, если они будут доказаны, — обман императора, составление заговора с целью убийства, причем заговора, уже приведшего к смерти одного или тем более нескольких лиц, и т. д. — вполне тянут на смертную казнь через обезглавливание.

С. 436. …он обвинял тебя с таким пылом, что убедил самого императора. — Не могу не заметить, что если бы китайские императоры были такими игрушками в руках мелких придворных интриганок, Китай бы на Земле на четыре тысячи лет не задержался.

С. 438. …наша юридическая система не допускает присутствия адвокатов. — Это звучит примерно так же, как если бы, скажем, Александр Македонский посетовал, что для определения времени нападения на персов ему недостает календаря майя. Дело в том, что судебная процедура в традиционном Китае вообще не была состязательной. Понятия «адвокатов» там просто не существовало. Реальный сунский сановник даже фразу такую построить бы не смог за неимением соответствующего термина, да и потребности в нем. Ведь словом «адвокат» нечего было бы обозначить.