Читающий по телам
Шрифт:
— А что, если и узнает? Ты что же, решил, что мы здесь — его пленники? Мин — всего-навсего несчастный угрюмец, который всегда чем-нибудь да недоволен. Ну давай, веди себя по-мужски! Мы отлично проведем время. Будем ждать тебя ко второму удару гонга, внизу, возле садового фонтана. — Седовласый оставил кувшин у ног Цы и побрел прочь, что-то напевая.
Цы подхватил кувшин и заглянул внутрь. Вино плескалось от стенки к стенке, от стенки к стенке, в темноте и тесноте. Точно его собственная душа. Цы весь вечер метался между решениями одно хуже другого и до сих пор не знал, что предпринять. Если он откроет все, что ему известно, то восстановит доверие Мина, но правосудие окажется не на его стороне. Если же промолчит, то утратит столь чаемую возможность поступить в судебную контору. Цы поднес кувшин к губам
Во Дворце наслаждений Цы встретил женщин столь прекрасных, каких и вообразить себе не мог.
Только студенты вошли, пронырливый слуга бросился навстречу Серой Хитрости и с подобострастными ужимками подыскал для него и его друзей местечко среди толчеи зажиточных горожан, купцов и университетских служащих, ухлестывавших за танцовщицами. Музыка лютней и цитр возбуждала гостей; они смеялись и пыхтели при виде накрашенных женщин, которые плавно скользили вокруг них, словно кувшинки по глади пруда. Цы подметил, что девушки время от времени приподнимали свои одеяния и выставляли напоказ маленькие ножки, вызывавшие у мужчин шумные возгласы вожделения. Серая Хитрость, кажется, чувствовал себя здесь вполне уверенно: бурно жестикулируя, он так приветствовал здешних друзей, знакомых и официантов, будто сам и был хозяином публичного дома. Вскоре целое скопище прислужников заставило их стол всевозможной снедью. Серая Хитрость не стал терять времени и затребовал к их столу пару «цветочков», чтобы не скучать за трапезой. Тут же две улыбчивые красотки подсели к шести юнцам, а Серая Хитрость тем временем откупоривал бутылки. Восемь — это совершенное число.
— Что, нравятся? — подмигнул Серая Хитрость, лаская бедро одной из проституток; а Цы на всякий случай упрятал руки в перчатки. — Теперь слушайте. — Седовласый обращался к «цветочкам» так, будто знал их уже немало лет. — Это Цы. Мой новый товарищ. Он умеет разговаривать с духами, так что будьте с ним сладки, как мед, не то он вас обеих превратит в ослиц. — Серая Хитрость весело рассмеялся, и друзья его поддержали.
Цы стало неловко из-за того, что оба «цветочка» пересели, оказавшись по обе стороны от него. Но острая игла желания пронзила его с невероятной силой. Он давно не прикасался к женщинам. Так давно, что успел позабыть покорную мягкость их кожи и нежность их ароматов. Рассудок его затуманился, однако появление яств на столе отвлекло его от иных желаний. Принесено было столько разных разностей, что казалось, сбывалась пословица: в Линьане едят все, что летает, кроме воздушных змеев, все, что плавает, кроме кораблей, и все, что на ножках, кроме столов. На салфетках громоздились холодные закуски: отваренные ракушки с имбирем, запеканка с почками и жемчужные раки; плошки с закусками оспаривали места у тарелок с жареным рисом, свиными ребрышками с каштанами, устрицами «на зубок дракону» и хрустящей речной рыбкой. На втором, дополнительном столике дожидались своей очереди подкрепить силы студентов несколько супов с разнообразными приправами. Подогретое рисовое вино то и дело наполняло глиняные чашки, а улыбки гостей становились все шире, по
Цы в наставлениях не нуждался. Им уже занялись оба «цветочка».
В первый раз, когда Цы почувствовал руку одной из девушек у себя в паху, он поперхнулся вином и ничего не сказал. Во второй раз он решил быть честным. Юноша признался соседке, что ее ароматы его дурманят и что темно-красный цвет ее губ взбудоражил все его тело вплоть до основания «стержня», однако он беден, как крыса, и ничем не сможет вознаградить ее за услуги. Но «цветочек», казалось, нимало не смутилась этим обстоятельством: она грациозно склонила голову и лизнула шею растерянного Цы.
От почти невыносимого удовольствия вся кожа Цы покрылась мурашками. И тут же раздался смех Серой Хитрости и остальных собутыльников: они настаивали, чтобы Цы уединился с девушкой.
А он уже почти утратил способность мыслить. Последние кувшины вина перенесли юношу в туманный мир ласки и чувственности, обещавший невообразимые, головокружительные наслаждения. Он как раз собирался наградить «цветочек» поцелуем, когда почувствовал, что кто-то трясет его за плечо, злобно отчитывая за какую-то непонятную провинность.
— А я говорю, оставь эту девчонку и подыщи себе другую! — повторил господин средних лет с посохом в руке.
— Слушай! Отстань от него по-хорошему! — вступился Серая Хитрость.
Мужчина будто не слышал. Он схватил «цветочек» за руку и потянул так, будто хотел ее оторвать; миски и кувшинчики посыпались со стола. Цы вскочил, готовый к бою, но сразу же получил посохом по голове и рухнул на пол.
Господин собирался добавить, но тут на него накинулся Серая Хитрость и сбил с ног одним ударом. Тут же набежали служители заведения и разняли драчунов.
— Мерзкий пьяница! — ругался Серая Хитрость, вытирая расшибленную руку. — Смотреть надо, кого сюда впускать, кого не впускать! — Он помог Цы подняться. — С тобой все в порядке?
Цы до сих пор не разобрался, что произошло: его неуклюжим телом сейчас управлял алкоголь. С помощью Серой Хитрости он доковылял до чистого столика в тихом углу. Другие студенты предпочли остаться с «цветочками».
— Великий Будда! Этот полудурок чуть не испортил нам вечер. Хочешь, я позову сюда ту девчонку?
— Нет, не надо. — У Цы плыли круги перед глазами.
— Ты уверен? Она кажется настоящей мастерицей, и ножки у нее изящные. Бьюсь об заклад, она будет извиваться, как рыбка на крючке. Но если тебе она не по душе, так и забудь. Мы ведь пришли сюда веселиться! — И седовласый сделал знак слуге: еще вина!
И Цы начал веселиться в компании Серой Хитрости. Седовласый будто забыл все свое высокомерие, он болтал и смеялся, будто они — закадычные друзья. Его замечания насчет стариков, которые пускали слюни перед танцовщицами, не упускавшими случая заработать лишнюю монету, его обезьяньи гримасы заставляли юношу смеяться так, как он давно уже не смеялся. Студенты затребовали кунжутных лепешек и еще рисового вина — и пили, пока у них не начали заплетаться языки. Оживленный разговор заглох.
И тогда лицо Серой Хитрости переменилось.
Седовласый заговорил о своем одиночестве. С детских лет отец отправлял его в лучшие школы и училища, где он и рос — окруженный премудростью, но лишенный братской любви, материнских поцелуев и дружеской доверительности. Мальчик научился полагаться лишь на собственные силы, не доверяя никому. Жизнь его была похожа на жизнь чистопородного жеребца, запертого в золотой конюшне и готового лягнуть любого, кто подступится. И он ненавидел это скудное одинокое существование.
Цы невнятно посочувствовал. Ему с трудом удавалось держать глаза открытыми.
— Я должен попросить у тебя прощения, — объявил Серая Хитрость. — Я вел себя с тобой неподобающим образом, но дело в том, что здесь, в академии, я обрел уважение Мина… По крайней мере, мне так казалось, пока не явился ты. Теперь он смотрит только на тебя и верит только твоим выводам…
Цы смотрел на седовласого, не зная, что сказать. Вино усыпляло его разум.
— Да брось, — пробормотал он. — Не такой уж я и мастер.