Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
В конце первого курса Чижа ожидало новое потрясение. Сначала ему в руки попала книга Алексея Баташева «Советский джаз». Небольшого объема, всего 165 страничек, она вместила всю историю джаза в СССР за пятьдесят лет. Если читать между строк (что было, в общем, нетрудно), то выходило, что именно джазмены были нашим первым андеграундом. Их запрещали, давили, шельмовали («От саксофона до ножа — один шаг!»), они были вынуждены развлекать публику в ресторанах, но всё равно остались верны музыке, которую любили. Было чему завидовать: те, кто не сдался, делали то, что хотели.
Впрочем, Чиж пропускал в «Советском джазе» целые абзацы и страницы. Единственное, что тогда его интересовало, — фрагменты об искусстве импровизации, без которой немыслим сам джаз.
Тем же летом кто-то из ребят-духовиков, чтобы найти денег
— Так я начал играть джазовые импровизации. На ноты, думаю, писать не буду, там сложновато, я по слуху всё подбирал. Всех, кто импровизировал, — будь то Фрумкин на фортепиано, кто-то еще, — я «снимал» на аккордеоне, неумело тыркаясь туда-сюда, отбрасывая ненужные ноты и находя нужные. Мне было интересно само мышление этого человека, его творческая манера. Сложно, но завлекает так, что караул!
Специалисты утверждают, что научить импровизировать невозможно — можно лишь помочь тому, у кого есть к этому природные способности. Так или иначе, но именно джаз научил Чижа мгновенно выражать свои музыкальные идеи. Вдобавок в его арсенале появился такой важный джазовый прием, как свинг [12] — «момент управления временем», который придавал мелодии пружинистость, то сжимая ее, то растягивая.
12
Свинг (англ. swing — качание, взмах) — тип ритмической пульсации, основанной на постоянных отклонениях ритма (опережающих или запаздывающих) от опорных долей граунд-бита. Благодаря этому создается эффект «раскачивания» звуковой массы.
— Тут была важна ритмическая свобода, — говорит Чиж. — Ты уже знаком с разными ритмическими рисунками и можешь составлять из них самые разные «коктейли».
Кроме того, эти опыты абсолютно раскованной игры, как и выступления с ансамблем брата, помогали Чижу учиться легко и даже с удовольствием: «Мне выходить через 10–15 минут, сдавать что-нибудь, а я мог пойти попить пива, покурить с пацанами, анекдоты потрындеть. Потом объявляют: “Чиграков! Пошел! Ты по списку!” Я говорю: “Легко!” Беру аккордеон и играю. Или выхожу к оркестру и дирижирую. Я никогда не волновался. Мне было в кайф — выйти и сыграть произведение так, как я это вижу».
Вскоре выяснилось, что музыка реально сокращает тернистый путь к запретным радостям секса. Пока ровесники изнуряли себя мастурбацией, Чиж открывал более яркие интимные ощущения.
— Была у меня потрясающей красоты девушка из Горького, звали ее Оля. У Васьки Солдатова с пятого этажа был роман с ее подругой, и они вдвоем как-то приехали к нему в гости. Я всегда сидел в тени, как засадный полк. Сначала Васька пел на гитаре, хохмил, а потом: «Я-то — ладно, а вот Серега... Серега, спой! Вот, помнишь, эту...»
Тогда только что вышла «сорокапятка» Тухманова с песней «Памяти гитариста» на стихи Андрея Вознесенского («Кафе называлось как странная птица “Фламенко”, / Курило кафе и холодную воду глотало, / Была в нем гитара...»). Эта вещь была на редкость сложной не только по гармонии, но и по вокалу, аранжировкам. Тем не менее Чиж «снял» ее тональность в тональность.
— Позже Оля рассказывала кому-то, а я был свидетелем: «Приезжаем с Маринкой к Ваське. Сидит еще какой-то парень. Ну ладно, думаю, пусть сидит. И вдруг он берет гитару, начинает петь, и я понимаю, что пропала!..» Это была, наверное, первая похвала в мой адрес. Я потом ездил к ней в Горький, она училась в 9-м классе, забирал ее из школы. И вот у нее дома я обнаружил пластинку. Смотрю: не по-русски написано — «Erroll Garner [13] . Concert By The Sea». Читаю на обложке состав: фортепиано, контрабас, барабаны. «Так, — говорю, — она же тебе не очень нужна?..» Приезжаю домой, поставил — и п** мне настал!.. Тут я уже не «снимал» — просто слушал. Это очень повлияло на мою манеру игры на фортепиано, равно как и Кит Джарретт. Это люди, у которых импровизация просто из головы идет. А пластинку потом у меня сперли, я очень плакал, переживал...
13
В трехлетнем возрасте Э. Гарнер — пятый ребенок в очень музыкальной негритянской семье — начал сразу двумя руками подбирать на пианино мелодии с пластинок. Профессор, которому показали юного самородка, сделал вывод, что тому вовсе не обязательно знать нотную грамоту. Многие пианисты, пишет музыковед А. Аладова, прельщаясь кажущейся доступностью музыки Гарнера, пытались разучить ее по нотам — и спотыкались о невозможно «растянутые» аккорды сопровождения; пытались подобрать ее по пластинкам — и запутывались в затейливости мелодических линий.
1978–1979: «Лабух»
Что такое работа в кабаке? Это выносливость плюс бесценное для музыканта качество — работать в любой стадии опьянения.
Не страшны нам кобели — наши жопы в джинсах «Lee»! Овладеть Анджелой Дэвис [14] вам помогут джинсы «Levi’s»!
На втором курсе с Чижом случилось то, о чем прямо предупреждал гороскоп: «Водолей способен стать лучшим студентом, но и вероятность того, что именно его отчислят за систематические пропуски учебных занятий, также велика». Был страстный роман, и Чиж со своей девушкой постоянно убегали с лекций. В итоге «хильнули» обоих.
14
Афроамериканка, видный деятель компартии США, провела за связь с левацкой группировкой «Черная пантера» несколько лет в тюрьме. Была особо любима советской пропагандой 70-х. Ныне профессор университета.
— Отчислили за прогулы и неуспеваемость, — неохотно вспоминает Чиж. — «Нам не нужно пятно на знамени училища!..» Многие педагоги были против. И даже ходили к директору. Они врубались, что дело-то молодое... Тем более, специальность у меня всегда шла на пятерки-четверки, ниже не опускался.
Удар по самолюбию был сильным. Особенно тяжело переживали родители: «Батя до этого пить не мог, он перенес два инфаркта. Он очень долго капли в рот не брал. Только когда меня из училища выгнали, вот тогда он начал употреблять».
В этот непростой момент Миша Климешов пригласил Чижа подменить загулявшего бас-гитариста в «Черноречье». Это был кабак при гостинице, расположенной в весьма бойком месте — рядом с вокзалом и рынком. Клиентура туда стекалась традиционно пёстрая: приезжие, командировочные, торговцы с Кавказа, местные проститутки «под сороковник», крашенные перекисью водорода. Но с приходом новой группы сюда активно потянулась молодежь «от шестнадцати и старше».
— Мы играли всё популярное, что было в советской и зарубежной эстраде, — рассказывает Климешов, руководивший бэндом. — Я тогда купил первый самопальный синтезатор, переделанный из детской музыкальной игрушки. Стала звучать более современная, живая музыка. Не такая, как в ресторане «Ока», где сидели лысые дядьки и что-то выдували на своих медных дудках. У нас собралась уникальная команда: Юра Баракин (сейчас доцент Нижегородской консерватории), скрипач Сережа Кованов, ударник Сергей Пыжов и Чиж. Первое отделение было, как правило, инструментальное. Мы играли всё, что взбредет в голову: импровизации в сторону блюза, легкой джазовки, диксиленда.
В принципе, рестораны оставались тогда единственным заповедным местом, где сквозь пальцы смотрели на западную музыку. Худсоветов не было, над душой никто не стоял — администрацию волновала только выручка. Чтобы угодить подгулявшим гостям, репертуар кабацких ансамблей представлял собой чудовищную смесь из блатняка и западных рок-хитов. Но зато там практически не звучала ужасная эстрадная «попса». К тому же под шумок можно было исполнить песни собственного сочинения.
Через ресторан прошли многие советские рок-музыканты: Алексей «Уайт» Белов и Владимир Кузьмин — в Москве, Александр Пантыкин из «Урфин Джюса» — в Свердловске, ударник «ДДТ» Игорь Доценко — в родной Калуге. (Сергей Ефимов, первый барабанщик «Круиза», вспоминал, что в кабаках он работал так, что переставал идти «парнос», заказ песен за деньги, — люди ходили в ресторан как на концерт. В конце концов начальник сказал: «Так, либо деньги делать, либо...», и Ефимову пришлось уйти.)