Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Алдояров одного роста со мной и при случае выхваляется тем, как обыгрывает в теннис игроков, что выше его роста. Как будто намекает: вы ростом удались, но это ерунда в сравнении с природными данными карапета. Наполеончик.
О том, куда я гну, сказал мне Фанарин.
– Ты сделал ставку на Сакипова? Ну ты и гусь!
– Юра, только не базарь никому, – попросил я и объяснил, – Жизнь есть жизнь.
– Правильно. Но чтобы окончательно перепутать карты Алдоярову, ты хотя бы два раза в год должен писать и дальше статьи про Сакипова.
– Посмотрим. Это
Перед уходом на работу я зашел в комнату к отцу.
– Пап, бриться.
Инсультный больной обречен. Продлить жизнь может только уход.
Забота с чувством поднимает настроение, и это самое главное. Только теперь я чувствовал, как папа, некогда самый любимый человек на свете, оставшись в болезни без моего сочувствия и внимания, стал понимать, как сильно он ошибался.
Отец смотрел на меня и ощущал себя отработанной ступенью той самой ракеты, что сквозь плотные слои атмосферы вывела меня в пятый океан бесчувствия. Как это там? "Ученики любят забавляться своим отчаянием…". Да, да, именно так. Странно еще и то, что мое холодное отчаяние при виде парализованного отца нисколько не тяготило, никоим образом не ужасало меня. Как будто так и должно быть. Папа смотрел на меня и все понимал. Понимал и молчал.
Почему я такой? Происходящее с папой и мной казалось настолько необъяснимым, что порой я сам себе казался Иваном Карамазовым, которому можно все.
В третий раз смотрю фильм.
– Из-за чего Алешенька расстроился? – спросил я.
– Отец Зосима провонялся, – сказала Айгешат.
Она читала книгу, кино ей хорошо понятно.
– Как это?
– Старец святой, но после смерти протух. Вот Алешенька, когда пришли… эти и стали плеваться на гроб, сорвался.
– Святые не воняют?
– Думаю, они тоже должны разлагаться. Но церковники придумали, и им верят.
– Ты думаешь, святость есть?
– Конечно.
– В чем тогда дело? Почему отец Зосима провонялся?
– Говорят же, пути господни неисповедимы… Думаю, Достоевский вместе с богом испытывают твердость веры Алеши, – Айгешат смотрела телевизор, возилась с тарелками и выглядела рассеянной. Она о чем-то думала. – Бог не обязательно должен следовать правилам, установленными людьми.
– Бог есть?
– Этого никто не может знать.
– А Достоевский?
– Что Достоевский?
– Он как будто бы знает, что бог есть.
– Да-а…, – вытирая полотенцем тарелку, протянула Айгешат. – Он сумасшедший.
Слово "сумасшедший" она произнесла задумчиво. Башкастая…
Интересно, поймет ли она меня, если я признаюсь, что во мне шевельнулась жалость к Смердякову? Повременим с признанием. Чего доброго, еще примет меня за повторение отцеубийцы. Почему мне его жалко? Нельзя жалеть отцеубийцу. Нельзя. Ладно с этим. "Покажи напоследок мою мечту". Умный Смердяков мечтал о трех тысячах рублей.
Почему у него такая скудная мечта? Он ничего не видел в детстве кроме шпынянья и ему ничего не оставалась кроме как проникнуться верой в силу денег, да заодно возненавидеть братьев, не знающих цену трудовой копейки. Бог с ним,
Ненависть Ивана к отцу и Мите непостижима. Возможно ли полыхать огнем на родных?
В чем мое сходство с Иваном? Пожалуй, в ненатуральности. Он и я играем. У каждого из нас своя роль. Кто-то Алешенька, кто-то Иван, а кто-то и Смердяков. Никто не занимает чужого стула, все на своих местах, каждый из нас появился на свет с определенной целью, задачей, все мы – часть неизвестного плана Истории. Возможно все, – утверждает Достоевский и это "возможно все" есть то, на чем он испытывает, проверяет своих героев.
"В горе ищи счастье…" – напутствовал отец Зосима Алешеньку.
Старец не эксцентрик, но парадоксалист.
Достоевский активно впутывает в семейные дела Карамазовых бога.
Достоевский эпилептик, что не шизик, но около.. Потому и не боится того, именем которого персонажи романа призывают друг друга к порядку.
Позвонил Костя Салыков.
– Бухнем?
– Ты откуда звонишь?
– От Малика. Подходи.
– Чичаза.
Я надевал пальто и Кэт поинтересовалась: "Ты куда?".
– Кот звонил. Бухает дома у Малика.
– Этот Салыков месяц назад занял у меня четвертак… Обещал вернуть на следующий день. До сих пор возвращает.
– Забудь о четвертаке. Когда-нибудь будешь с гордостью вспоминать, как давала деньги на пропой великому режиссеру Салыкову.
– Пошли вы все в жопу! Алкашня!
– А ну заглохни! Развыступалась тут.
Ее Малик тоже хорош. Кэт жалуется, что он напялил на себя ее трусы. Неделька ему понравилось, теперь Малик меняет трусы каждый день. Натура творческая, непредвиденная.
Малик спал и Кот больше часа рассказывал свой последний сценарий.
Какие-то драки, убийства… Кому он эту муру собирается предложить?
Наверняка Тарковскому.
Я не ошибся.
– Поставить фильм по моему сценрию может только Андрей
Тарковский. – сказал друг детства.
– Слушай, Тарковский Тарковским, но бухло кончилось, – я вернул на землю киношника. – Что будем делать?
– Погоди, – Костя притушил сигарету и спросил. – Бека, я тебя не слишком утомил?
– Слегка. Сам понимаешь, соловья баснями не кормят.
– Понял. Я на полчаса смотаюсь в одно место.
Через полчаса Кот вернулся с двумя пузырями "андроповки".
– Кот, ты гений! – обрадовался я.
– Конечно, я гений! – раздался из спальни голос проснувшегося
Малика. – Всех убью! Вся система!
– Какая система? – Кот зашел в спальню. – Вставай.
Деньги на водку Салыков взял у одной из своих подруг.
– Никто из женщин не может отказать самому красивому казаху.
Это точно так. В микрашах на квартиру к Хуршиду Кот пришел с молодой телкой. Представил бухарикам: "Моя невеста". Все честь по чести перепились и невеста нырнула под одеяло к спящему Коту. Хуршид не стал щелкать пачкой. Он аккуратно вытащил из под одеяла спящую красавицу и отнес на руках во вторую комнату. Через десять минут подложил девчонку обратно к Коту.