ЧМО
Шрифт:
ЖЕРДЕВ. А что я мог сделать? Их двое здоровых лбов. Конов каратист, у Новацкого по боксу первый разряд. Так тебе одному вломили. А если бы я сунулся – нам бы обоим. Кому от этого легче?..
Андрей подходит к раскладушке Пуни.
ПУНЯ. Извини, старичок, но это твои проблемы. Я в драки не лезу – данные не те. А потому и не оскорбляюсь. Если тебя лошадь лягнет ты что, будешь унижен? Нет, просто другой раз будешь осторожней, только и всего…
Андрей проходит мимо Шарапова. Тот демонстративно отворачивается. С соседней раскладушки приподнимается Бронин,
БРОНИН. Ты говорил, что где-то тут, поблизости, у тебя родня?
АНДРЕЙ. Очень дальняя. Просто мы сюда отдыхать приезжаем. С отцом. В деревню.
БРОНИН. Парни знакомые есть – из местных?
АНДРЕЙ. Есть.
БРОНИН. Вот и договорились с ними. Пусть отловят их и выпишут комбикормов. От души. А то размахались – любители порядка! Понял? Никто и не подумает на тебя. Прямо завтра пойди и договорись.
АНДРЕЙ (не сразу). Нет.
БРОНИН. Почему? Не согласятся? Забашляй. Или водяры выставь.
АНДРЕЙ. Может, и согласятся.
БРОНИН. Там в чем же дело?
АНДРЕЙ. Не знаю… Но… Нет.
БРОНИН. Ну, знаешь! А тогда утрись и не маячь над нами, как тень отца Гамлета!.. (Укладывается на раскладушку и накрывается одеялом.)
Андрей садится на скамейку для запасных игроков. Со своей раскладушки поднимается и выходит на авансцену закутанный в одеяло ЧЕБОТАРЕВ, босой, с голыми ногами.
ЧЕБОТАРЕВ. А я ничего не слышал. Я спал! Да, спал! Я всегда крепко сплю, все подтвердят! Я ничего не видел и не слышал. Совсем ничего! Совсем ничего!.. (Андрею.) Ты заставил меня почувствовать себя жалким трусом и подлецом. Я тебе никогда этого не прощу!..
III
Утро следующего дня. Оглушительно громкая и нестерпимо бодрая песня из динамика. По лагерю пробегают члены отряда в ватниках и резиновых сапогах. На скамейке сидит АНДРЕЙ, подняв воротник куртки и глубоко на глаза надвинув кепку. Появляется СТАРШИНОВ, садится неподалеку, с похмельным равнодушием наблюдает, как по лагерю мечется ХАЛЯВИН, отбиваясь от шелухи утренних неурядиц.
– Игорь Иванович, нет мешков!
– Будут, все будет. В кучи пока складывайте!
– Игорь Иванович, машина не пришла!
– Пешком дойдете, не маленькие!
– Игорь Иванович, тракторист пьяный, спит прямо в кабине!
– Вот мерзавец! Восьми еще нет, а он уже… Пусть проспится, все равно толку с него не будет.
– Да ведь трактор-то едет!
– Ну и черт с ним, пусть едет!..
ХАЛЯВИН (опускаясь на скамейку рядом со Старшиновым). Ну и утро! И так каждый день!.. (Заметил Андрея.) А ты почему не в поле? Заболел? (Всмотревшись.) Что с тобой? Ну-ка! Да у тебя же нос сломан! Только не говори, что упал! Кто тебя так? Местные? Сколько раз предупреждал, чтобы из лагеря никуда. Вот и добегался. Иди в медпункт, пусть хоть зеленкой помажут.
АНДРЕЙ. Не местные.
ХАЛЯВИН. Своих девок им мало! Обязательно на сторону тянет. На какие-нибудь выселки. Или в Сухобузимо. Как будто в Сухобузимо они другой породы!.. Как ты говоришь? Не местные? А кто?
АНДРЕЙ. Новацкий и Конов.
ХАЛЯВИН. Вот вам, пожалуйста! Новацкий и Конов! Вот вам и порядок! Вот вам и берем обязательство! А нормы как не выполнялись, так и не выполняются! За что они тебя?
АНДРЕЙ. Не знаю.
ХАЛЯВИН. Но ведь так не бывает, чтоб ни за что! (Старшинову.) Из-за девчонки, конечно. У них все из-за девчонки. Возраст такой. Ладно, я с ними поговорю.
АНДРЕЙ. Поговорите? О чем?
ХАЛЯВИН. Ну что нельзя же так! Это же варварство! А еще комсомольцы! Да выключит кто-нибудь это чертово радио?!
Старшинов молча встает, уходит. Радио умолкает. Старшинов возвращается на место.
ХАЛЯВИН (Андрею). Ты… вот что. Ты только пойми меня правильно. Я никого не хочу покрывать. Но что я, по-твоему, должен сделать? Милицию вызвать? Так здесь один участковый на всю округу, где его искать? А найду – что? В тюрьму их сажать за то, что вы подрались?
АНДРЕЙ. Мы не дрались. Они меня избили. Ногами. И сломали нос.
ХАЛЯВИН. Ну, избили, вижу… Но не убили же!.. А нос… Ну-ка покажи… Задели, есть. Но где уверенность, что сломали? Даже если сломали… Ну, дадут им по пятнадцать суток – тебе от этого легче? Да и вряд ли дадут. Осень, все на уборочной, кто там будет заниматься твоим делом!
АНДРЕЙ. Кто все? На какой уборочной? Милиция? Судьи? Они что, за штурвалами комбайнов стоят? Или морковку, как мы, дергают?
ХАЛЯВИН. Недопонимаешь! Не стоят. Но участвуют! Хищение сельхозпродукции. Потери зерна при перевозках и хранении. Разбазаривание горюче-смазочных материалов! Это, по-твоему, не важно? (Старшинову.) Что я несу?
СТАРШИНОВ. Это чисто нервное.
ХАЛЯВИН (Андрею). По-твоему, роль правоохранительных органов только в регистрации преступлений? Нет, Демидов, они должны активно участвовать в выполнении Продовольственной программы! Это их прямая обязанность!
АНДРЕЙ. А защита моей личности – не прямая?
ХАЛЯВИН. Твоей чего?
АНДРЕЙ. Я вам сказал: меня избили. Новацкий и Конов. Ногами. И сломали нос. А вы городите какую-то ахинею о Продовольственной программе.
ХАЛЯВИН. Ты, знаешь ли, придержи язык! Городите ахинею! Только и дел у всех заниматься каждой дракой подростков!
АНДРЕЙ. Мы не дрались. Они меня избили. Вдвоем…
ХАЛЯВИН. Ну слышал, слышал! И сломали нос… (Впадает в задумчивость.) Вот что сделаем. (Старшинову.) Поезжайте с Демидовым в Сухобузимо…
СТАРШИНОВ. Там продавщица заболела.
ХАЛЯВИН. В поликлинику! Пусть хирург посмотрит, что с носом. Сломан – будем думать. А нет…
АНДРЕЙ уходит. Халявин достает из кармана две крупные морковки, начинает чистить.
Появляется АРБИТР.
СТАРШИНОВ. «По распоряжению начальника лагеря я отвез Демидова в поликлинику. Хирург перелома носа не обнаружил. Я разрешил Демидову в этот день не возвращаться в лагерь, а поехать к отцу, он все еще гостил у родственников неподалеку от Таежного. Вернувшись, я сообщил об этом начальнику лагеря…» (Ставит перед Халявиным бутылку вина – «огнетушитель».)