Чокнутые

Кунин Владимир Владимирович

–  Было и есть!
– начал раздражаться Арон.

–  «…без дождя»!
– рявкнул разъяренный Зайцев.

И тут Арон раскрыл объятия и счастливо захохотал:

–  Боже мой! Так вы же русский шпион!.. Здрассьте!

Далеко за полночь спящие улицы Вены оглашались дуэтом Арона и Тихона на мотив известной песни «Шумел камыш»:

Уже зима, а снегу нету, и лето было без дождя…

Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра!..

–  А я себе думаю, что за идиот на такой жаре говорит: «Уже зима, а снегу нету»! Таки вспомнил! Эту пароль

мне давали зимой! Двадцать лет тому назад, но зимой! Представляешь?! Мне двадцать лет высылали жалованье, так могу я за эти деньги ответить, что «лето было без дождя»?
– кричал пьяный Циперович.

–  Арон… Я тебя уважаю, - сказал Зайцев, еле ворочая языком.
– Но сведения по Антону Францычу должны быть кристальными. Поял? Это такой человек!..

–  Он мне будет рассказывать!

–  И еще… - Тихон вдруг стал расстегивать штаны.

–  Эй! Эй!..
– испугался Арон.
– Только не здесь. Идем, я покажу.

–  И еще!
– с тупым упрямством повторил Тихон и вытащил из штанов плотный сверток.
– Я тут захватил с собой на полтора миллиона акций… Их надо того… Нам очень нужна валюта для закупки паровозов в Англии…

–  Муха не пролетит! А что я с этого буду иметь?

–  Я пришлю тебе личное приглашение на открытие нашей дороги…

Ранним утром, когда весь Петербург еще спал, в двери особняка «Железной дороги» раздался громкий стук. Заблеяла Фрося.

Со второго этажа на лестницу выскочили заспанный Пиранделло в одних портках, Герстнер в ночной рубашке, Родик в халате. С «девичьей половины» вылетела наспех одетая Маша.

Пиранделло открыл дверь, и в особняк ворвался загорелый, по-заграничному ярко одетый Тихон Зайцев.

–  Тихон!..
– закричала Маша и повисла у него на шее.

Со слезами на глазах Тихон облобызал каждого, даже Фросю, проговорил дрожащим голосом:

–  Я в «Кулон», а там говорят - выехали… Так соскучал…

–  Мы из экономии здесь теперь живем, - пояснил Пиранделло.

–  Счас… Счас… - забормотал Тихон и открыл небольшой саквояж.
– Я тут гостинцы… - протянул напульсники Пиранделло.
– Это тебе, Федор… Чтобы жилы не растягивал, когда будешь гирей упражняться. Это вам, Антон Францыч… - протянул Герстнеру красивую курительную трубку.
– А табак у меня на таможне изъяли. Говорят - не положено. А это вам, Родион Иваныч.

–  Зайцев достал из саквояжа дешевые карманные часы.
– С боем! А это тебе, Манечка.
– Тихон подал Маше шляпу с искусственными цветами.
– Ну, вроде все… Ох, пустая голова!.. Фросю-то забыл!..
– Достал из саквояжа аккуратный ошейник с поводком, отдал его Пиранделло.
– Примерь-ка ей. Вроде бы в самый раз должно быть…

–  Ну, Тихон!..
– потрясенно проговорил Родик, и все бросились радостно и благодарно тискать Зайцева.

–  Стойте! Стойте!..
– закричал Зайцев.
– Самое главное!.. Отвернись, Манечка…

Маша отвернулась. Тихон стал лихорадочно расстегивать штаны.

–  Ты что, Тишка, офонарел?
– спросил

Пиранделло.

–  Да погоди ты!..
– Тихон вытащил из штанов увесистый пакет.
– Тута австрийской валюты на полтора миллиона русских рублей! Я там наши акции того… Двинул. При помощи одного товарища.

–  Так вы были в Австрии?!
– воскликнул Герстнер.

–  Нигде я не был!!!
– в ужасе завопил Тихон.
– Не имею полного права ничего говорить!.. Государственная тайна!.. Все! Меня извозчик ждет! Манечка! Картошки навари! Жрать хочу, как семеро волков!..

И Тихон выскочил за дверь.

Потом он стоял перед столом Бенкендорфа, прижимал к груди легкомысленную шляпчонку и ел глазами начальство.

–  Я доволен тобою, братец.

–  Да я… Ваше сиясь… Верой и правдой на благо Отчизны…

–  Верю, голубчик. Ну что ж, матерьял на Герстнера самый благоприятный

–  у нас к нему претензий нет. Вот и наш венский агент подтверждает. Неплохо, неплохо поработали. Благодарю вас обоих за службу.

Бенкендорф выдвинул ящик стола и стал выкладывать оттуда банкноты. По мере того, как росла кипа денег, лицо Тихона вытягивалось от сладостного ужаса перед щедростью награды.

–  Здесь десять тысяч, - сказал Бенкендорф.

–  Ваше сиясь!..
– Зайцев уже готовился упасть на колени.

–  На эти деньги тайно купишь мне акции вашей железной дороги. Не именные, а на предъявителя. И чтоб ни одна душа… Понял? А то на первой осине вздерну!

Стараясь остаться незамеченным, граф Бутурлин крадучись вышел из особняка «Царскосельской железной дороги» и юркнул в карету.

Пересчитал купленные акции и крикнул кучеру:

–  На Крестовский! К князю Меншикову!..

В беседке на Крестовском острове Меншиков, Воронцов-Дашков, Потоцкий и Татищев слушали нервный отчет Ивана Ивановича:

–  …Я не привык так работать, господа… Ни одна моя акция, выстроенная по всем логическим законам Запада, не может увенчаться успехом!.. Я ставлю взрывной механизм в карете на десять часов, а Герстнер с группой умудряются опоздать с выходом на пятнадцать минут! После чего мне говорят, что это национальные особенности русского характера!.. Я получаю новейшее, секретнейшее оружие из Морского министерства, а оно оказывается с кривым дулом!!! Это тоже национальная особенность?! Единственное, чего я сумел добиться, - статьи господина Булгарина. Так он, слава Богу, на поверку оказался не очень-то русским…

В дверях показался молодой лакей Меншикова:

–  Их сиятельство граф Бутурлин приехали-с…

Иван Иванович увидел молодого лакея, сделал ему пальчиками и незаметно послал воздушный поцелуй. Лакей томно прикрыл глаза и вышел.

Впорхнул граф Бутурлин:

–  Я, кажется, слегка опоздал, господа? Прошу прощения…

Меншиков указал ему на кресло, задумчиво произнес:

–  Может быть, поменять тактику? Задержать строительство, сорвать сроки… Создать компромат. Придать ему политический характер, и тогда государь сам…