Чокнутые
Шрифт:
Коза Фрося, укутанная в армяк Пиранделло, лежала на узкой софе, что-то жевала, трясла мокрой бородой…
Босоногий Родик в халате на голое тело нервно расхаживал:
– Стыдно, Антон Францевич, и недостойно интеллигентного человека!.. Сегодня ваша жизнь и ваш проект уже принадлежат…
– Российской империи, - вставил дрожащий Зайцев.
– А ты вообще молчи! Не умеешь плавать - нечего в воду прыгать!
– разозлился Родик.
– Все прыгнули - и я прыгнул, - виновато пробормотал Тихон.
– Вы талантливый
– Очень плохо в России жить инженеру, - простонал Герстнер.
– Эх, Антон Францыч, - вздохнул Пиранделло.
– А кому на Руси жить хорошо?
– Как ты сказал, Пиранделло?
– удивился Родик.
– А чего я такого сказал?!.. Чуть что - сразу Пиранделло!..
– Я здесь совсем недавно, а уже заметил, что существование в России окружено такими стеснениями… - слабым голосом проговорил Герстнер.
– Что каждый лелеет тайную мечту уехать отсюда куда глаза глядят, - подхватил Родик.
– И заметьте, Антон Францевич, дело вовсе не в политической свободе. а просто в личной независимости, в возможности свободного передвижения, в обычном выражении естественных человеческих чувств…
Зайцев в панике заткнул уши, закричал тоненько:
– Я этого не слышал, господа! Вы этого не говорили!..
– Ой, да не верещи ты, инакомыслящий!
– поморщился Родик.
– Будто на облаке живешь…
Маша поплевала на утюг:
– Родион Иваныч! Тихон!.. Золотце вы мое! Чем друг с дружкой собачиться - подумали бы, что дальше делать.
Тихон неуверенно почесал в затылке:
– Есть, конечно, один человек. Он и по нашему департаменту проходит, и с Алексан Христофорычем на короткой ноге. Он слово скажет - на всю Россию слышно. Но… Очень любит это самое… Тут не грех и сброситься…
Тихон подошел к столу, развязал нагрудный кожаный мешочек и вынул оттуда несколько смятых ассигнаций.
Герстнер пораженно приподнялся на постели. Тихон сказал:
– Вот. Все, что есть.
– Откуда это у тебя?
– насторженно спросил Пиранделло.
– Премия, - с милой гордостью ответил Тихон.
– За что?!
– вскричал Родик.
– За вас, - скромно улыбнулся тайный агент.
Герстнер потерял сознание и упал на подушки.
Следующим утром Родион Иванович вел под руку редактора и издателя «Северной пчелы» Фаддея Венедиктовича Булгарина.
– Ах, Фаддей Венедиктович! Вы же не только светоч российской словесности, но и рупор передовой общественной мысли…
– Вы мне льстите… Однако чем могу служить?
– Вы, конечно, наслышаны о проекте Герстнера?
– В общих чертах, - осторожно сказал Булгарин.
Родик достал из кармана конверт, протянул его Булгарину:
– Вот здесь письмо, объясняющее выгоды устроения железных дорог. Мы льстим себя надеждой, что если к этому наброску вы приложите хоть частицу своего тонкого ума и высокого таланта - эта штука станет посильнее, чем «Фауст» Гете!
– Вы, уважаемый Родион Иванович, не очень ясно представляете себе все тонкости издательского дела…
И тут Родик вложил в руку Феддея Венедиктовича пачечку денег:
– На нужды отечественной литературы, дорогой Фаддей Венедиктович.
– Родик смотрел на Булгарина ясными, безгрешными глазами.
Они остановились у входа в редакцию «Северной пчелы».
– Надеюсь, завтра вы сможете уже прочесть статью, любезный Родион Иванович, - поклонился Булгарин и вошел в подъезд редакции.
Оставшись один, Родик в восторге от самого себя вдруг по-мальчишески подпрыгнул, сотворил в воздухе этакое коленце и умчался.
Войдя в свой кабинет, Булгарин увидел следующую картину: в кресле для посетителей, не по-русски раскованно, сидел чрезвычайно симпатичный, худенький и элегантный человечек с длинными вьющимися волосиками и ангельским лицом с большими голубыми глазами. Это был Иван Иванович.
В левой руке Иван Иванович держал дамскую дымящуюся пахитоску, а в правой - длинную сверкающую шпагу. Острие клинка упиралось в горло огромного швейцара Семена, пригвожденного к стене. Руки Семен держал на затылке.
– Что?.. Что такое?!..
– ошеломленно спросил Булгарин.
– Ну, что же ты, Семен?
– очаровательно улыбнулся Иван Иванович.
– Докладывай, шалун. Докладывай…
– К вам пришли, Фаддей Венедиктович… - сдавленно произнес Семен, боясь шелохнуться.
– Кто пришел?
– игриво спросил Иван Иванович и пощекотал горло Семена клинком шпаги.
– Проказник!..
– Господин Иванов… - в ужасе прохрипел Семен.
– Умница, - похвалил его Иван Иванович.
– А теперь ступай на место, и пока я не выйду отсюда, к Фаддею Венедиктовичу никого не впускай. И убегать не вздумай - зарежу, как кролика.
Он убрал шпагу от горла Семена и сообщил ему начальную скорость легким уколом в зад. Семен пулей вылетел за дверь.
Иван Иванович положил на стол толстую пачку ассигнаций и вежливо указал клинком шпаги на редакторское кресло:
– Присаживайтесь, Фаддей Венедиктович. Садитесь, садитесь. У меня тут возникло к вам одно маленькое, ну буквально крохотное дельце…
В пригостиничном трактире Герстнер потрясал свежим номером «Северной пчелы» и кричал:
– Я его на дуэль вызову!..
– Нет! Это я его вызову на дуэль… - Родик вырвал газету у Герстнера.
– «Светоч российской словесности…» Мать его за ногу! Извини, Машенька…
– Как же это он?..
– Пиранделло смял оловянную кружку в комок.
– «Как, как»! Взял деньги, чтобы написать статью за железные дороги, а написал против!
– Родик бросил газету под стол.
– Не ожидал я от Фаддея Венедиктовича, - вздохнул Зайцев.
– С ним сам Алесандр Христофорович на короткой ноге…
– Я б им обоим ноги из задницы выдернул… Извини, Манечка, - сказал Пиранделло.