ЧП на третьей заставе
Шрифт:
— Невозможно, — согласился он. — Тем более Иващенко был на заставе лучшим стрелком, а Куцый все упражнения по стрельбе выполнял на «хорошо» и «отлично». Как, Леонид Иванович, — обратился не без подспудного смысла замнач к командиру отделения, с которым они, по всему, были большими приятелями.
— Закавыка! — пробормотал тот, как бы заново озирая место происшествия.
— А закавыка в том, — высказал Аверьян свою догадку, — что прорывавшихся было две группы: одна отвлекала внимание сидевших в секрете, а вторая напала на них сзади.
Тарасов закрутил в досаде
— Чтоб обойти секрет, надо знать, что он есть и где именно.
— Знали! — стоял на своем Сурмач.
Молчун Тарасов взорвался. От возмущения не может найти подходящих слов, несет какую-то околесицу.
— Пока посторонних на границе не было, про наши секреты контрабандистам и на ум не приходило.
«Вон куда он гнет! Камешек — в Яроша, а второй, поувесистее, в Сурмача».
Свавилов тоже не согласился с окротделовцем.
— Никто, кроме меня да Тарасова, о секрете не знал. Я его замыслил. Начал разбираться в оперативных сведениях. Идет контрабандист. Челнок. Опытный, от удачи пообнаглевший. Границу переходит, как коридор в собственном доме. Такой за семь верст киселя хлебать не станет, постарается перед самым нашим носом пройти. Я пять постов дополнительных и выставил. Является командир отделения ко мне на развод. Я ему: «Пост номер два — Иващенко и Куцый. Выставляй». И он повел. Просочиться за пределы заставы сведения о секрете не могли: времени на это не было.
— А секрет был атакован с двух сторон! — стоял на своем Сурмач.
Пограничники переглянулись. Свавилов подергал себя за мочку уха.
— Леонид Иванович, как ты считаешь?
— Я уже сосчитал… убитых. Пограничный секрет — не сенной базар, куда доступ для всякого.
Он был упрям и объяснял все случившееся одним: в секрете был посторонний.
— Как лежали пограничники и окротделовец? — спросил Сурмач командира отделения.
Медлительный Леонид Тарасов долго присматривался к месту происшествия, потом ответил:
— Иващенко так и присох к винтовке за пеньком.
— Иващенко, это которого в затылок? — переспросил Аверьян.
— Да. Он и свалил контрабандиста на подходе. А Куцый… Куцый почему-то лежал на Иващенко, лицом вверх, — вспомнил и удивился при этом Тарасов. — Видимо, пятился, запнулся и упал.
— Что его подняло из-за своего пенька? — выспрашивал Аверьян. — Он же был дальше от нападающих, чем Иващенко?
— Ну, дальше… — вконец растерялся Тарасов, чувствуя, что его припирают какими-то непонятными ему фактами.
— Где была винтовка Куцого?
— У пенька, за которым он был в секрете.
Сурмача поразила догадка: «Яроша ударил прикладом Куцый!» Но он понимал, как это должно прозвучать, и хотел, чтобы пограничники самостоятельно пришли к тому же выводу.
— А как лежал окротделовец?
— Тоже на спине… Я подбежал — кровь из разбитой головы хлещет — снег вокруг потемнел.
— Могли его садануть контрабандисты? Вырвали у Куцого винтовку… — вел Аверьян расспросы в нужную ему сторону.
В разговор ввязался посуровевший Свавилов. Маленькие глазки заискрились синими холодными зарницами. Он понял, к чему клонит Сурмач, постарался быть объективным.
— Контрабандист привык к пистолету. Отбирать винтовку у пограничника — на это нужно время. А тут мгновение цена жизни и свободе. Расстрелять патроны им было некогда… Так что… — Но его мысль билась о другое. И это «другое» было чудовищным. Он восстал: — Да не мог Куцый, не мог!
— Чего не мог? — притворился Сурмач непонимающим.
— Ударить окротделовца прикладом, — чеканя каждое слово, произнес замнач. — Во имя чего?
И Сурмач понял, что приобрел в лице Свавилова недоброжелателя. Но Аверьяном уже владело упоение исследователя: «А что? А как? А почему именно так?»
Свавилов колупнул носком сапога снег, поддав его, словно детский мячик. Руки в карманах полушубка. Поелозил на месте, как бы вдавливаясь в землю. Почмокал недовольно губами, выражая всем этим высшую степень возмущения.
— Как это ловко получается: мы здесь, па границе, «выращиваем» шпионов, «пестуем» диверсантов, а вы, территориальники, у себя в округах их вылавливаете.
«Ну, чего он лезет в бутылку! — с сожалением подумал Аверьян. — И неглупый человек…»
— Я за Куцого ручаюсь головой! — резко, словно бы и в самом деле отдавал голову, чиркнул Тарасов ребром мясистой ладони по бугру кадыка. — Два года с ним хлеб-соль делили… Тут у нас человек раскрывается…
Аверьян получил разрешение осмотреть убитого контрабандиста. Ему помогал Свавилов.
«Здоровяк!» — подивился Аверьян.
Лицо у контрабандиста белое, чистое, без веснушек. А глаза должны быть голубыми.
Аверьян с трудом откатил задубевшее веко. Зрачок был неестественно большим и не круглым, а чечевицей, повернутой боком. Смерть налила в белки мути и вытравила из зрачков синеву… «Умер не сразу, — определил Сурмач. — Успел испугаться. А пуля-то — в самое сердце. Выходит… что-то увидел или услышал перед смертью. Может, окликнули пограничники?»
Но этот вывод не вязался с тем, который уже сделал для себя Аверьян: «Контрабандистам помогал Куцый. А если помогал, то напал первым — на Яроша. У контрабандистов, в таком случае, было преимущество. А убитый перед смертью все же испугался. Странно».
Они прощупали каждую складочку одежды убитого, вспороли на ботинках подошвы и сорвали каблуки. Ничего. Не дало результатов и самое тщательное знакомство с контрабандой, — просмотрели на свет и прогладили горячим утюгом все сто бумажек, в которых был завернут сахарин. Вскрыли часы. Ничего, достойного внимания.
Явился дежурный и сообщил, что «замнача вызывают». Свавилов ушел.
Аверьян начал заново осмотр.
Через часок вернулись с похорон пограничники. Вместе с ними появился и Свавилов. С полушубком и фуражкой расстался, оделся в гражданское, под местного дядьку.
— Выходи на свежий воздух, хватит киснуть в подвале! — крикнул он Сурмачу с порога.
Обиды, которую он унес с собою, словно бы и не бывало. В голосе звучала скорее дружеская просьба.
Сурмач вышел на порог.
— Дело есть, — пояснил Свавилов. — Надо бы нам с тобою в Лесное мотнуться.