Чрезвычайный посол
Шрифт:
Император покачал головой.
— В твоей работе ты имеешь дело с идеальными элементами, и отсюда твой политический идеализм. Рабы будут всегда, хотя называть их, возможно, будут иначе. Что такое рабство, как не подчинение слабого сильным? Не в твоей воле упразднить неравенство. Ведь не настолько же ты глуп, чтобы верить, что все мы рождаемся равными? — Неожиданно лицо его приняло серьезное выражение. — А что касается твоей взрывчатки,
— Но это же мои величайшие изобретения!
Первая форель, к которой Император так и не притронулся, исчезла с его блюда. Появилась другая, и он снова окунул свое лицо в сладковатый пар.
— Скороварка. Я непременно вознагражу тебя за нее.
— Тогда как же, Цезарь, ты наградишь меня за вот это?
— За что?
— За мое третье изобретение, которое я хранил про запас…
Фанокл медленным театральным жестом опустил руку к поясу. Император с интересом следил за ним.
— Это как-то связано с громом?
— Только с тишиной.
Император нахмурился. Он держал по листу бумаги в обеих руках и переводил взгляд с одного на другой.
— Стихотворения? Так, значит, ты поэт?
— Нет, их сочинил Мамиллий.
— Я мог бы догадаться. Софокл, Каркид — ничего не скажешь, хорошо начитанный юноша!
— Это прославит его. Прочитай другое стихотворение, Цезарь. Оно точная копия первого. Я изобрел способ размножения книг. Я назову его печатанием.
— Но ведь это… это еще одна скороварка!
— За один день взрослый мужчина с подмастерьем смогут сделать тысячу экземпляров книг.
Император оторвал взгляд от бумаг.
— Так мы сможем выпустить сто тысяч экземпляров Гомера!
— Миллион, если захотим.
— Прекратятся стенания поэтов, у которых нет слушателей…
— И денег. Никаких рабов-переписчиков. Поэты, Цезарь, начнут продавать свои стихи мешками, как овощи. Последняя судомойка утешится величием нашей афинской драмы.
В волнении Император сел.
— Подумать только, своя публичная библиотека в каждом городе!
— И в каждом доме.
— Десять тысяч экземпляров любовной лирики Катулла…
— Сто тысяч книг Мамиллия…
— Гесиод придет в каждый сельский дом…
— На
— Горы исчерпывающих данных и лавина информации по любому предмету…
— Знание и образование в массы…
Император снова лег.
— Постой. А нам хватит гениев? Часто ли рождаются Горации?
— Пустое, Цезарь. Природа изобильна.
— Ну а если мы все начнем писать книги?
— Почему бы и нет? Интересные биографии…
Император напряженно всматривался в запредельное — он смотрел в будущее.
— «Дневник провинциального губернатора», «Как я строил стену Адриана», «Моя жизнь в обществе. Сочинение многоопытной дамы».
— А ученые труды?
— «Пятьдесят интерполированных поправок к Морскому регистру», «Метрические инновации в мимиямбах Геронда», «Сублимированный символизм первой книги Евклида», «Пролегомены к исследованию остаточных тривиумов».
В глазах Императора мелькнул ужас.
— История — «По следам Фукидида», «Воспоминания бабушки Нерона».
Фанокл сел и радостно захлопал в ладоши.
— Не забудь отчеты и проблемные записки, Цезарь!
Ужас в глазах Императора рос.
— Военные, страноведческие, санитарные, евгенические — все придется читать! Политические, экономические, пастушеские, огороднические, приватные, статистические, медицинские…
Император, шатаясь, поднялся на ноги. Он воздел руки к небу, закрыл глаза, лицо его исказила гримаса отчаяния.
— Почему кастрат не поет?!
Голос зазвучал уверенно и бесстрастно.
Император открыл глаза. Быстрым шагом он подошел к одной из колонн и, постепенно приходя в себя, принялся похлопывать ладонью по камню. Потом поднял голову и долго смотрел на мерцающее созвездие, висевшее в хрустальных сферах. Мало-помалу он успокоился, хотя все еще изредка вздрагивал. Наконец он повернулся и внимательно посмотрел на Фанокла.
— Итак, мы говорили о твоей награде.
— Я во власти Цезаря.
Император приблизился к Фаноклу и спросил дрогнувшим голосом:
— Ты хотел бы стать послом?
— Даже в самых смелых снах я никогда…
— Тогда у тебя будет предостаточно времени, чтобы изобрести прибор, указывающий на север. Кстати, взрывчатку и машину для печатания можешь взять с собой. Я тебя сделаю чрезвычайным и полномочным послом. — И, помолчав, добавил: — Фанокл, друг мой, я хочу, чтобы ты поехал в Китай.