Чтиво

Келлерман Джесси

Пфефферкорн назвал чиновников, к кому записался на прием.

— Все недоумки. С ними говорить что меледу меледить. Уж позвольте мне… аха. —Фётор посмотрел, кто звонит. — Извините… Опять жена… Та. Та. Аха. Онтешки уитх джиклишкуйк, жвиха туй бхонюхая. —Он захлопнул телефон и смущенно улыбнулся: — Жалко, но меня ждут дома. Благодарю за прекрасный вечер, дружище. Ваше здоровье.

71

Гости,

наведавшиеся в номер, даже не пытались скрыть следы обыска. В комнате царил кавардак, словно истинная цель визита была в том, чтобы напомнить хозяину о его уязвимости, а контрабанда — дело десятое. Если так, кто-то зря старался. Пфефферкорн уже почувствовал свою никудышность. Он подобрал раскиданные рубашки, вставил ящики на место, расправил одеяло. Сумку переворошили, но тайники себя оправдали: их содержимое осталось в неприкосновенности. Пфефферкорн усмехнулся, заметив, что портрет Жулка висит ровно.

В кармане он нащупал визитку Фётора. На тонкой бумажке значился номер телефона, а еще имя и два слова кириллицей: пэржюнидниуии экхжкуржубвудх. Персональный экскурсовод. Ну да, подумал Пфефферкорн, заткнув карточку меж последних страниц «Василия Набочки». Потом сделал затяжной глоток из бутылки с водой. На душе было тревожно. Хоть бегай и колоти в двери. Когда же он ее найдет? Наверное, через пару дней. Но руки связаны. Он должен действовать по сценарию, безумно жесткому и безумно неопределенному. На контакт могут выйти в любое время — нынче, завтра, послезавтра. Пфефферкорн расстегнул рубашку и нажал кнопку вентилятора.

Безрезультатно.

Пфефферкорн снял трубку.

— Мсье?

— Говорит Артур Пфе… Ковальчикиз сорок четвертого номера.

— Да, мсье.

— Я просил заменить вентилятор.

— Да, мсье.

— Мой сломан.

— Приношу извинения, мсье.

— В номере страшная жара. Будьте любезны, пришлите исправный вентилятор.

— Да, пожалуйста, мсье. Спокойной ночи.

— Да погодите вы, торопыга!

— Мсье?

— Мне кто-нибудь звонил?

— Нет, пожалуйста.

— Я жду звонка. Сразу переведите в номер, во сколько бы ни позвонили.

— Да, пожалуйста. Желаете пробуждение?

— Господи, не надо.

— Приятных снов, пожалуйста, мсье.

Пфефферкорн повесил трубку, прошел в ванную и, сняв рубашку, обмылся горячей водой. В спальне вновь залязгали трубы, сотрясая портрет Жулка. Под такой аккомпанемент спать невозможно. Разве что вентилятор его заглушит.

Закрыв кран, Пфефферкорн подошел к открытому окну, подставил лицо затхлому ночному ветерку и, поглаживая усы, вгляделся в угасший горизонт. Карлотта где-то здесь. Он произнес ее имя, которое тотчас унес ветерок.

Пришло незваное воспоминание. Кажется, это было вскоре после свадьбы Билла и Карлотты. Пфефферкорн только начинал преподавать, и они с Биллом прогуливались по университетскому городку.

— Обещай мне кое-что, Янкель.

Пфефферкорн кивнул.

— Ты даже не спросил, чего я хочу. — Билл замолчал, добиваясь внимания. — Если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о Карлотте.

Пфефферкорн засмеялся.

— Я не шучу, — сказал Билл. — Обещай мне.

Пфефферкорн смотрел недоуменно:

— Что с тобой может случиться?

— Да что угодно.

— Например.

— Что угодно. Несчастный случай. Инфаркт.

— Тебе двадцать восемь.

— Не вечно же будет двадцать восемь. Договор обоюдный: если что, я сделаю то же самое для тебя.

— С чего ты взял, что я вообще женюсь?

— Обещай.

— Конечно, ладно.

— Нет, скажи, что обещаешь.

Удивленный необычной горячностью друга, Пфефферкорн поднял правую руку:

— Я, Янкель Пфефферкорн, торжественно клянусь: если вдруг ты отбросишь копыта, я позабочусь о твоей жене. Доволен?

— Очень.

Понимал ли он, на что соглашается? А если б знал, чем все обернется, согласился бы? Наверное, да. Ведь здесь он не ради Билла.

Где же вентилятор?

— Алло, это опять Артур Пффф Ковальчик из сорок четвертого. Где мой вентилятор?

— Да, мсье.

— Скоро принесут?

— Сию секунду, мсье.

Безудержно гремели трубы. Портрет Жулка градусов на тридцать скособочился вправо. Пфефферкорн его снял и прислонил к стене, чтобы, не дай бог, ночью не свалился на кровать.

Энергосистема нищей страны регулярно сбоила, отчего улицы тонули во мгле. Пфефферкорн, всю жизнь обитавший в больших городах, уже отвык от яркости звездного неба. Зрелище завораживало: разъехался занавес облаков, и в головокружительной бездне небесной сцены начался упоительный спектакль падающих звезд.

72

— Подъем, граждане Злабии!

Оглушительный голос заполнил комнату. Пфефферкорн рванулся с кровати и, запутавшись в простыне, врезался лбом в стену. Перед глазами заплясали огненные зигзаги, и он повалился навзничь, треснувшись головой об угол тумбочки.

— Вперед к трудовым свершениям во славу нашей страны!

Пфефферкорн запрокинул гудевшую болью голову и сквозь радужный туман разглядел нечеткое перевернутое изображение девицы в пилотке, блажившей на злабском.