Что будет, то и будет
Шрифт:
Арье сложил фотографии в альбом, передо мной сидел вовсе не моложавый, как мне показалось при встрече, а стареющий человек. Борода была седой, а лицо — усталым.
Я попрощался.
Институт темпоральных дипломатов до сих пор не рассекречен. Но вчера Арье познакомил меня с Руди Натаном, который был послом Израиля в Германии с 1925 по 1933 год. Натан сказал, что Мосад уже принял решение раскрыть кое-какую информацию о миссии послов. Завтра все репортеры набросятся на эту сенсацию, я всего лишь хочу опередить господ журналистов.
К тому же, с утренней почтой я получил письмо из МИДа, где мне предлагают отправиться послом в Соединенные Штаты. Период я должен выбрать сам.
Я предпочел бы Россию, но раз это невозможно, согласен вручить верительные грамоты Аврааму Линкольну. Может, удастся спасти его от пули?
Глава 5
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СПАС ИИСУСА
— И все равно не понимают!
Такими словами начал Моше Рувинский, директор Штейнберговского Института альтернативной истории, свою речь на заседании, посвященном десятилетнему юбилею этого славного заведения. Начало было по меньшей мере оригинальным, и все обратились в слух.
— И это очень печально, — продолжал директор, — потому что институт создавался как научный центр по изучению альтернативных вселенных, а вовсе не для того, чтобы потакать зятьям, желающим побывать в мире, где у них нет и никогда не было любимой тещи. К сожалению, мы вынуждены вести прием посетителей и разрешать им за весьма умеренную плату изменять прошлое, настоящее и будущее, умножая сущности сверх необходимого. Иначе мы просто не выживем, потому что на те деньги, что платит нам министерство науки, продержаться можно всего лишь месяц. Как это печально, господа!
Рувинский был, конечно, прав, но стоило ли поднимать эту тему в столь торжественный день? Я сидел на банкете рядом с огромным верзилой, говорившим и понимавшим только по-английски — это был директор Американского института альтер-эго, — и мне весь вечер приходилось переводить разные благоглупости с иврита на английский и обратно. В конце концов мне стало скучно, и я начал считать — на каком языке было произнесено больше чепухи. Оказалось, на английском. И я уж решил, что вечер потерян окончательно, когда американец вдруг заявил:
— Кстати, Рувинский прав. Публика ничего не понимает. На прошлой неделе у меня ушел в первый век один идиот, и мы до сих пор не можем выловить его обратно. Он, видите ли, захотел посмотреть на живого Иисуса!
— Так, — сказал я, отобрал у американца стакан с виски, заставил выпить томатного сока и потребовал: — Подробнее, пожалуйста!
Так вот и получилось, что три часа спустя я сидел в рейсовом стратоплане компании «Эль-Аль» и, как сказала очаровательная стюардесса, «совершал незабываемый полет по трассе Тель-Авив-Нью-Йорк».
Летели мы слишком быстро, и, возможно, поэтому в моем сознании произошел некоторый перекос — прибыв в Нью-Йорк, где было все еще пять часов вечера, я решительно не помнил, зачем сюда явился. И неудивительно: ведь в своем родном Тель-Авиве в пять часов я все еще сидел в первом ряду партера и слушал нудную речь Моше Рувинского. Встречавший меня профессор, которого директор Института альтер-эго предупредил по видео, прекрасно понял мое состояние и перво-наперво отправился со мной в малозаметный ресторанчик, где накачал странным напитком, приведшим мой желудок в подвешенное состояние, а мысли — в полный порядок.
— Спасибо, — сказал я. — Перейдем к делу. Насколько я понял, в вашем институте некто отправился лицезреть Христа и исчез в первом веке?
— Будем знакомы, — ответил мой собеседник, улыбаясь. — Мое имя Уолтер Диксон. А того человека, о котором вы говорите, Павел, зовут Кристофер Барбинель.
— Очень приятно, — пробормотал я.
— Барбинель, — продолжал Диксон, — вошел в кабинку стратификатора трое суток назад. В программе у него значилось: «Посещение Иерусалима 33 года новой эры с целью лично увидеть, как сын Божий войдет в столицу Иудейского царства». Время сеанса было обозначено — два часа. Но через два часа Барбинель не вернулся, а просмотр показал, что в результате его действий была создана некая альтернатива, в которой он и оказался. С тех пор мы его ищем и не можем выловить.
— Почему? — удивился я. — Вы знаете, что он создал альтернативу, знаете когда это было, и знаете, какое именно действие он совершил. Следовательно…
— Мы не знаем, какое он совершил действие, — покачал головой Диксон, поскольку действие было мысленным.
— Ч-черт, — сказал я.
Для тех читателей, кто не знаком с предыдущими главами моей «Истории Израиля», напомню: каждый наш поступок рождает Вселенную. Каждый миг мы выбираем: выпить кофе или чаю, закурить или нет, двинуть обидчика в ухо или проглотить обиду… Если вы наливаете себе стакан чаю, то мир немедленно раздваивается, и в нем появляется альтернативная реальность, где вы налили себе не чай, а кофе. В течение жизни человек создает миллиарды альтернативных миров — каждым своим поступком, каждой своей мыслью. Стратификаторы Лоренсона, стоящие в институтах альтернативной истории, способны отследить любую созданную альтернативу и позволить каждому человеку поглядеть на мир, каким он мог бы стать. Иногда машины дают сбой по вине оператора или самого клиента, — и тогда нам, историкам, приходится вызволять бедолагу из той альтернативной реальности, куда он по злому умыслу или по глупости угодил. Но для этого нужно знать, где и когда произошла развилка, и главное — как именно стал развиваться мир.
А если клиент лишь задумал некое действие, но не совершил ничего? Тогда возникает альтернативный мир, в котором задуманное действие все-таки оказывается осуществленным. И как, скажите на милость, извлечь клиента из этой, созданной им, альтернативы, если никто пока не научился читать мысли?
Могут помочь только логика, интуиция и опыт. А какая логика после банкета?
Пришлось положиться на интуицию, но главное — на опыт. Если бы вы знали, сколько человек желали на моей памяти поглазеть на Христа, въезжающего верхом на осле в святой город Иерусалим! Практически все совершали одинаковые поступки, создавая альтернативные миры, похожие друг на друга, как капли воды: они пытались темной ночью снять беднягу Иисуса с креста, чтобы сын Божий не мучился зря за грехи человечества. Все равно, мол, грешили, грешим и будем грешить, так что ж страдать попусту?
Я понимал, конечно, что эту вероятность Диксон с коллегами проверили в первую очередь. Нет, такой альтернативы в жизни Кристофера Барбинеля не существовало. И выйти на мир, созданный Барбинелем на самом деле, было почти невозможно, ибо он только задумал его, а осуществилась, естественно, иная альтернатива.
Опыт не помог, оставалась только интуиция.
Интуиция лучше всего проявляет себя, если крепко уснуть — вот тогда-то является сон, который и открывает вам истину. Менделееву интуиция открыла во сне, как построить периодическую систему элементов.