Что думают ученые о "Велесовой книге"

Рыбаков Борис Александрович

Но с неменьшим энтузиазмом Сулакадзев использовал свою энергию и для фальсификации исторических источников. Как фальсификатор Сулакадзев, судя по воспоминаниям Жихарева, становится известным в Петербурге около 1807 г., когда он сообщил Державину об имевшихся у него «новгородских рунах». Спустя три года тому же Державину, работавшему в это время над «Рассуждением о лирической поэзии», он предъявил выписки из якобы найденной им «Бояновой песни Славену», или «Гимна Бояну», а также известие о «Перуна и Велеса вещаниях», или «Произречениях новгородских жрецов». Отрывки из первого сочинения были даже опубликованы Державиным в 1812 г. в его собственном переводе. [358]

358

Державин Г. Р. Рассуждение о лирической поэзии // Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. СПб., 1872. Т. 7. С. 585–587.

Запись Ф. В. Каржавина в Соннике нач. XIX в.

Еще

до этой публикации Державин поделился известием о находках Сулакадзева с А. Н. Олениным и Евгением Болховитиновым. Оба тотчас выразили сомнение в их подлинности. «Вы ездили, — писал Оленин К. М. Бороздину и А. И. Ермолаеву, — по белу свету отыскивать разные материалы к российской палеографии и едва нашли остатки какого-нибудь XI-го, а может быть, только и XII века. А мы здесь нашли человечка, который имеет свиток, написанный во времена дяди и тетки Олега и приписанный Владимиром первым, что доказывает существование с приписью подьячих с самых отдаленных веков Российского царства… Если же вам этого мало, то у нас нашелся подлинник Бояновой песни…». [359] Болховитинов же написал Державину: «Славянорунный свиток и провещания новгородских жрецов лучше снести на конец, в обозрение русских лириков. Весьма желательно, чтобы вы напечатали сполна весь сей гимн и все провещания жрецов. Это для нас любопытнее китайской поэзии. Сулакадзев или не скоро, или совсем не решится издать их, ибо ему много будет противоречников. А вы как сторонний и как бы мимоходом познакомите нас с сею диковинкою, хотя древность ее и очень сомнительна. Особливо не надо вам уверять читателя о принадлежности ее к 1-му или V-му веку». [360] В письме к одному из своих приятелей в январе 1811 г. Болховитинов еще более решительно высказался на этот счет: «Сообщаю вам при сем петербургскую литературную новость. Тамошние палеофилы или древностелюбцы отыскали где-то целую песнь древнего славянорусского песнопевца Бояна, упоминаемого в Песни о полку Игореву, и еще оракулы древних новгородских жрецов. Все сии памятники писаны на пергаменте древними славяноруническими буквами задолго якобы до христианства». [361] В 1812 г. Болховитинов сообщил присланную ему Державиным выписку из «Гимна Бояну» Н. М. Карамзину в разгар работы того над «Историей государства Российского». Заинтригованный открытием, Карамзин немедленно просил своего корреспондента объяснить: «Кто имеет оригинал, на пергаменте писаный, как сказано? Где найти и давно ли известно? Кто переводил?» — а заодно выражал желание получить «верную копию с Гимна Боянова, действительного или мнимого». [362]

359

РГБ. Ф. 211. Карт. 3623. Д. 3.

360

Цит. по: Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен. С. 2.

361

Цит. по: Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен. С. 3.

362

Цит. по: Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен. С. 4.

В 1816 г., готовя второе издание своего «Рассуждения», Державин просил писателя В. В. Капниста обратиться к Сулакадзеву и взять у него «окончание песни Бояновой Одину»: «Скажи ему от меня, что я его прошу убедительно еще ссудить меня списком с той песни и с ответов новогородских жрецов, ибо та песнь у меня между бумагами моими завалилась, что не могу найти; а ответов новогородских жрецов, хотя и обещал мне список, но еще от него их не получал, и мне все эти редкости хочется внесть в мое рассуждение для любопытства охотников, но не под моим именем, а под его, как и в книжках "Беседы" напечатано». [363]

363

Цит. по: Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен. С. 4.

Запись А. И. Сулакадзева в Соннике, продолжающая запись Ф. В. Каржавина

Многие годы текст «Гимна Бояну» полностью не был известен. Ю. М. Лотман нашел его список в архиве Державина в 60-х гг. нашего (т. е. XX. — Ред.) столетия. Свой оригинал Сулакадзев здесь описывает следующим образом: «Рукопись свитком на пергамине, писана вся красными чернилами, буквы рунические и самые древние греческие». Список разделен на два столбца: левый заполнен «руническими письменами», а правый содержит перевод «рунического» текста. Весьма показательна приписка Сулакадзева: ссылаясь на отсутствие «древних лексиконов», он сообщает читателю, что его перевод «может быть и неверен».

Воспользуемся примером, приведенным Лотманом, который дает возможность получить представление о «подлинном» тексте «Гимна Бояну» и его переводе.

Меня видоч косте зратаивъРяду деля славенся струОже мылъ мне изгоивЛадиме не переч послухъ

Отличный самовидец сраженийДля ради престарелого СлавенаИ ты возлюбленный новопоселенецПодлаживай, без противности слушателям. [364]

364

Лотман Ю. М. «Слово о полку Игореве» и литературная традиция XVIII — начала XIX в.: Слово о полку Игореве — памятник XII века. М; Л., 1962. С. 403.

Данный образец «рунического» текста красноречиво показывает, что в нагроможденных здесь псевдоанахронизмах, образованных от корней славянских слов, бесполезно искать какой-либо смысл. «Рунический» текст, по замыслу Сулакадзева, должен был подтвердить древность «Гимна Бояну» — чем темнее, непонятнее такой текст, чем больше в нем заумных слов, искусственных архаизмов («удычь», «кон уряд умыч кипня», «Очи вды кнен клу точи» и т. д.), тем более древним должен представляться источник. По словам Лотмана, древность памятника, в понимании Сулакадзева, состояла не просто в непонятности его текста для читателя нового времени, а в принципиальной непонятности.

Но если «рунический» текст, написанный к тому же изобретенными самим Сулакадзевым буквами, отразил достаточно примитивные представления фальсификатора о признаках древности славянских письменных памятников, то его перевод «Гимна Бояну» вызывает куда больший интерес. Как отметил Лотман, это «произведение, не имеющее сюжета, а состоящее из отдельных отрывочных изречений». С этим можно согласиться в том смысле, что в «Гимне Бояну» нет действия. Однако краткие изречения явно объединяет фигура древнерусского певца Бояна. «Гимн Бояну» представлен как чудом сохранившийся «остаток» «песнотворений» древнерусского поэта и певца. Не случайно фальсификатор озаглавил его: «Песнь, свидетельствующая Бояновы прославления престарелому Славену и младому Умилу, и злому Волхву врагу». В этой песне рассыпаны многочисленные исторические реалии «седой древности», как они представлялись Сулакадзеву. Здесь фигурируют князь Славен и его старшины, мужественные воины, прославившие в сражениях свои мечи еще до легендарного князя Кия, упоминаются некие «Сигеевы дела», Валаам (с ним мы еще не раз встретимся), который «злато хранит», и т. д.

И вместе с тем «Гимн Бояну» содержит еще один, пожалуй основной, пласт информации. Он раскрывает загадочную фигуру «песнотворца Бояна», к которой было приковано общественное внимание России начала XIX в. в связи с очень неясным и единственным упоминанием о нем в поэме «Слово о полку Игореве». Прежде всего в «Гимне Бояну» подробно представлено родословное древо певца. Оказывается, Боян — «Славенов потомок», внук певца Злогора, память о котором «волхвы истребили», сын Буса, «охранителя младого Волхва». Одновременно рассказано и о самом Бояне. Это — старый воин, очевидец многих сражений, едва не погибший от «дальних народов», человек, потерявший в битвах слух, не раз тонувший, а теперь воспевающий «Сигеевы дела».

Иначе говоря, «перевод» «Гимна Бояну», несмотря на свою бессюжетность, представлял известную цельность. Подделка вводила в общественный оборот образец творчества реально существовавшего, но малоизвестного и загадочного исторического лица, содержала вымышленные факты его биографии, рассказывала о событиях древней истории. Более того, «Гимн Бояну» знакомил еще с одним, даже более древним поэтом и певцом — Злогором. Несмотря на отсутствие в «Гимне Бояну» хронологии событий, очевидно, что повествование ведется о глубокой древности. Подделка пропагандировала идею высокого уровня развития славянского народа, к которому принадлежал Боян: в обществе, описанном здесь, существовали суды, славившиеся своей справедливостью, развитые денежные отношения (оплачивался даже труд стихотворца), были высокая письменная культура и «песнотворчество». На первый взгляд перед нами — пример бессознательной модернизации фальсификатором общественных отношений древности, а также плод «оссианического поветрия», охватившего Европу после известных подлогов Д. Макферсона. Однако дело вряд ли сводилось только к этому. Смутные представления Сулакадзева, почерпнутые им из книг, о «варварском» периоде в истории народов, почему-то не побудили его развивать тему жизни своих героев того времени, когда их согревали, как сказано мимоходом в «Гимне Бояну», только «звериные меха». Наоборот, в патриотическом воодушевлении он последовательно раскрывает тему славы, победоносных походов славян. Это вряд ли можно признать случайным — фальсификатор по-своему интерпретировал научные споры XVIII— начала XIX в. об уровне общественного и культурного развития славян. Своим изделием он явно преследовал цель пополнить доказательствами ту точку зрения, согласно которой славяне оказались едва ли не преемниками Древнего Рима, опережая по своему развитию все остальные народы Европы. В этом смысле Сулакадзев действовал по логике Д. Макферсона и В. Ганки, хотя, разумеется, и не столь умело.

Тем не менее «Гимн Бояну» первоначально произвел сильное впечатление на современников-непрофессионалов. Об этом можно судить и по переводу Державина, по тому, что подделка как вполне достоверный исторический источник использована в биографии Бояна, опубликованной в 1821 г. в «Сыне Отечества». «В сем гимне, — писал литератор Н. И. Греч, — довольно подробно сам Боян о себе рассказывает, что он потомок Славенов, что родился, воспитан и начал воспевать у Зимеголов, что отец его был Бус, воспитатель младого Волхва, что отец его отца был Злогор, древних повестей дольный певец, что сам Боян служил в войнах и неоднократно тонул в воде». [365]

365

О песнопевце Игореве // Сын Отечества. 1821. Ч. LXXII. С. 34–37. Статья без подписи.