Что думают ученые о "Велесовой книге"
Шрифт:
Александр Иванович Сулакадзев — наиболее известный отечественный фальсификатор исторических источников, «творчеству» которого посвящен не один десяток специальных работ. [334] К этому необходимо добавить, что он наиболее масштабный фабрикант подделок. По меньшей мере три обстоятельства дают нам основания для такого заключения: непостижимая дерзость в изготовлении и пропаганде фальшивок, размах и «жанровое» или видовое разнообразие изделий, вышедших из-под его пера.
334
Наиболее полную библиографию работ о нем см.: Ревзин Л. Я. Бессмертный Сулакадзев // Рус. лит. 1979. № 3.
В случае с Сулакадзевым исследователь фальсификаций неизбежно вынужден не только обратить внимание на мотивы, технику изготовления подделок, но и попытаться пристально всмотреться в личность их автора, по-своему неординарную, которой были присущи погоня за знаниями, бессистемная любознательность, романтическое
Если верить автобиографическим записям Сулакадзева, он был потомком грузинского князя Г. М. Сулакадзе. Его отец, уже обрусевший грузин И. Г. Сулакадзев (1741–1821), воспитывался в одной из гимназий при Московском университете, занимал ряд канцелярских должностей, а с 1782 г. (до увольнения в 1808 г. в чине титулярного советника) служил рязанским губернским архитектором и, как не без гордости сообщал Сулакадзев, «весь город перестроил и даже в уездах многое». [335] В 1771 г. И. Г. Сулакадзев женился на дочери рязанского полицмейстера С. М. Боголепова — Е. С. Боголеповой. В том же 1771 г. у молодых супругов в их небольшом сельце Пехлеце Ряжской округи Рязанской губернии и родился сын — А. И. Сулакадзев.
335
Козлов В. П. Новые материалы о рукописях, присланных в конце XVIII в. в Синод // Археограф. ежегодник за 1979 г. М., 1981. С. 87.
У Сулакадзева, видимо, были хорошие возможности для самообразования (о том, где он учился, нам неизвестно). Его дед по матери вел, по свидетельству внука, «записки своей жизни, кои весьма драгоценны, о царствованиях и происшествиях». [336] Эти «записки» до нас не дошли, но, как увидим ниже, они повлияли на творчество и интересы Сулакадзева. Любопытна и личность отца. Он имел значительную библиотеку рукописей и печатных книг, о чем свидетельствуют штампы на дошедших до нас книгах и рукописях: «Сулакадзев. 1771». [337]
336
ОР РГБ. ф. 96. Д. 14. Л. 35.
337
Впрочем, эти штампы можно рассматривать и как очередную, трудно объяснимую мистификацию А. И. Сулакадзева — указание на год его рождения, а не на принадлежность книг и рукописей отцу.
Рано овдовев, отец Сулакадзева в 1778 г. вновь женился на некоей Е. Д. Сахновской. Сам Сулакадзев какое-то время служил в гвардии, был женат на С. Шредер и с начала XIX в. обосновался в Петербурге, где и умер в 1832 г.
От отца и деда Сулакадзев унаследовал неуемную жажду познания и интерес к различным областям науки. Вслед за дедом он, например, занялся сбором сведений о «воздушных полетах» в России и других странах. Продолжая увлечения отца, Сулакадзев активно пополнял библиотеку печатными книгами и рукописями. В течение многих лет он кропотливо и систематически вел дневник, а затем «Летописец» наиболее интересных современных происшествий. Сохранившиеся фрагменты за 20-е гг. XIX в. позволяют говорить о них как о примечательных, во многом уникальных документах эпохи. Так, ознакомившись уже в 1826 г. с «Горем от ума» А. С. Грибоедова, он записал: «Притом есть и колкости», а далее мстительно вспоминает: «Разные случаи неблагодарности, против меня разных званий людьми оказанные». [338] Впрочем, здесь не много записей о личной жизни автора, зато содержатся тщательные, скрупулезные выписки из газет и журналов (русских и иностранных) о политических событиях в стране и мире, известия об открытиях в астрономии, химии, физике, мореплавании, воздухоплавании, сведения о ремеслах, театре, музыке, живописи, книгопечатании. Кажется, нет ни одной области знаний и искусств, которые бы не интересовали Сулакадзева.
338
ОР РГБ. Ф. 96. Д. 27. Л. 18; Д. 87. Л. 177.
Среди многочисленных увлечений Сулакадзева особо следует отметить его фанатический интерес к театральному искусству. Дневники Сулакадзева пестрят записями о новостях театральной жизни Москвы, Парижа, Берлина, Петербурга. Их автор и сам пробовал свое перо в драматургии. Известны три пьесы, написанные Сулакадзевым в 1804–1805 гг. Одна из них — «Чародей-жид», где в качестве действующих лиц фигурируют Астролог, Анфан Лев, волшебник Эллим, куманская старуха Сивилла и т. д. Герои другой пьесы — «Волшебная опера Карачун» — волхв Карачун, чародей Полкан, молодая славянская волшебница Лада, ее соперница Мода, Кикимора, варяжский рыцарь Преал и др. Герои обеих пьес действуют в мире колдовства и романтической любви. Третья пьеса Сулакадзева была написана им на тему русской истории. Это была драма «Московский воевода Иоанн». [339]
339
СПбИИ. Колл. 238. n. 2. Д. 149/1.
Специалистам в области истории театрального искусства еще предстоит, очевидно, профессионально оценить эти ранее неизвестные произведения Сулакадзева. Мы же заметим со своей стороны, что историческая драма Сулакадзева «Московский воевода Иоанн» является таковой лишь по названию. Ее герои живут и действуют все в том же мифическом мире, однако в пьесе легко просматриваются и бытовые реалии начала XIX в. Для нас же важно другое: склонность Сулакадзева к театральным эффектам явно связана с его другими увлечениями, в том числе и с фальсификациями исторических источников.
Пытался постичь Сулакадзев и сферу политики. Вот образец его размышлений по этому поводу, зафиксированных в дневнике за 1825 г.: «И я вернейшим чту, что Россия овладеет Константинополем и всею европейскою частию (доколе можно) (далее неразборчиво. — В. К.) или восстановит правление независимое…, а потом, усилясь, овладеет всем возможным.
Ее сила возрастает, и когда она остановит рост свой — тогда страсть укрепляться будет, но слабеть будет вера…».
Но вместе с тем уже из дневника и «Летописца» видно, что увлечения Сулакадзева неизменно несли на себе печать дилетантизма. Им руководило не столько желание разобраться в сути явлений и событий, сколько стремление к чему-то таинственному, загадочному, от чего он получал какое-то восторженное удовольствие. Тщательно записывая сведения об открытиях в самых различных областях естествознания, Сулакадзев тут же серьезно рассуждает о смысле увиденных им снов, хиромантии; он верит в колдовство, восхищается графом Калиостро. Сулакадзева можно видеть в кругу известных, просвещенных людей его времени, среди членов научных обществ, но в то же время один из современников вспоминает: «В Петербурге было одно, но очень благородное общество, члены которого, пользуясь общею, господствовавшею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Салакидзи, у которого бывали собрания, и в доме его в одной комнате висел на потолке большой крокодил». [340]
340
Протасов А. И Из записей и воспоминаний протоиерея Г. П. Смирнова-Платонова // Рус. архив. 1897. № 9. С. 113.
Итак, перед нами мистик и хиромант, сумевший достать для отправления магических действий даже такой экзотический для России начала XIX в. предмет, как чучело крокодила. Это была одна жизнь Сулакадзева. Но не следует впадать в предубеждение относительно личности этого человека. Помимо занятий хиромантией и магией у Сулакадзева было много других интересов. Они составляли как бы еще две его жизни.
И одна из них была в высшей степени благородной. Как и отец, Сулакадзев был страстным коллекционером, или, как тогда нередко говорили, «археологом» — собирателем всевозможных древностей. Среди современников о коллекции Сулакадзева ходили самые невероятные слухи. По словам С. П. Жихарева, в марте 1807 г. Г. Р. Державин сообщил в кругу своих друзей, что у Сулакадзева «находится большое собрание русских древностей, между прочим, новгородские руны и костыль Иоанна Грозного». [341] «Мне давно говорили, — возразил тогда археолог А. Н. Оленин Державину, — о Сулакадзеве, как о великом антикварии, и я, признаюсь, по страсти к археологии не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же, вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая; обломок камня, на котором, по его мнению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы, престранную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемого им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков, — эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного…». [342]
341
Д[митрий] Я[зыков]. Оригинальный русский антиквар //Рус. вестн. 1898. Т. 256. С. 327.
342
Д[митрий] Я[зыков]. Оригинальный русский антиквар //Рус. вестн. 1898. Т. 256. С. 238.
Титульный лист рукописи драмы А. И. Сулакадзева «Московский воевода Иоанн»
В свидетельстве Жихарева можно усомниться, поскольку в нем чувствуется воздействие рассказа Вальтера Скотта «Антикварий», стремление найти «русского мистера Олдбока». («На огромном старомодном дубовом столе, — писал В. Скотт, — грудой лежали бумаги, пергамента, книги, всякие мелочи и безделушки, мало чем примечательные, кроме ржавчины и древности, о которой эта ржавчина свидетельствовала… Доведу была показана увесистая дубинка с железным шипом на конце. Ее недавно нашли в поле, на земле Монкбарнаса, неподалеку от старинного кладбища. Дубинка была чрезвычайно похожа на те палки, которые берут с собой гайлэндские жнецы, когда раз в год спускаются с гор. Однако ввиду ее своеобразной формы мистер Олдбок был весьма склонен считать, что это — одна из тех палиц, которыми монахи снабжали своих крестьян вместо более смертоносного оружия». [343] )
343
Цит. по: Корабли мысли: Зарубежные писатели о книге, чтении, библиофилах: Рассказы, памфлеты, эссе. М., 1980. С. 69–70.