Что мне думать завтра
Шрифт:
«Ну и чмошники какие-то попались. Так и будут стоять в проходе?»
Один из них, заметив наконец-то Илью, сказал тихо, покачав головой.
– Здрасьте.
Остальные двое подхватили за своим будущим однокурсником и так же поздоровались.
Илья удивился.
«Здрасьте? Я что, так стар? Еще так обращаются, будто ко мне лабу пришли сдавать».
Им он ничего не ответил до того, пока не спросил.
– А вы так и будете стоять?
На что они его спросили.
– Можно обустраиваться?
– Нет.
Так и стали стоять как вкопанные.
«Теперь
– Да забивайте уже койки и места.
Впереди них стоявший высокий толстый и сутулый, видимо, был настолько нерешительный, что протянул руку вперед, тем самым показывая, что он пропускает тех двоих, дает им право первыми выбирать.
Вроде как, все выбрали себе кровати, только сутулый не выбрал. Ему досталась нижняя койка двухъярусной кровати.
Когда он к ней подошел, как-то нечаянно посмотрел на Илью снизу-вверх, который вальяжно лежал на своей койке.
– Ну и че ты пялишься на меня? – пренебрежительно спросил Илья.
– Ничего, – ответил он испуганно, и глаза приобрели потерянный вид.
Илье он сразу не понравился.
Когда открыли шкаф, оказалось, что нету полок, есть только перекладина, на которой висят вешалки с одеждой, а на днище шкафа, в углу, валяются вещи, в одну кучу, скомкано и все вперемешку.
Они озадаченно спросили Илью.
– Тут полок нет. Куда вещи складывать?
– Да так бросайте вниз. Сделайте свою кучку, чтобы шмотки наши не перемешались.
Им эта идея не понравилась, поэтому они пока оставили свои вещи в сумках.
– А почему нету здесь стола? – кто-то спросил.
– А зачем?
– Ну а на чем есть, делать задания там по институту?
– Ну если вам так нужен стол, то можете обратиться к заведующей. Она вам выдаст.
Студенты стали дальше рассматривать.
– А микроволновки че нет?
– Она-то зачем? Кухня же есть.
Студенты немного опечалились. Так они стали повторно осматривать комнату, отмечая, чего еще могло бы им не хватать.
В целом комната была, конечно, неказиста, требовался ремонт, да и убраться не помешало бы. Все вещи глубоко старые: всякие тумбочки, тот же шкаф, кровати, маленький стол, за которым может уместиться только один человек. Все это еще с советских времен. На стенах отходят местами обои, по чистоте своей напоминающие тряпку для мытья полов. Кстати, пол настолько грязный, что неплохо было бы помыть, но все эти разводы, пятна уже скорее не отмыть. Окна в комнате были формы квадрата и располагались они ближе к потолку и шли вдоль всей стены, создавалось впечатление, что живешь в подвале, да и потолок низкий. Окна тоже были чем-то забрызганы, где-то даже краской, потерявшая цвет. Страшная люстра, вся покрытая пылью, висела на потолке, так и думаешь, что она вот-вот упадет, и то одна лампочка работает. Не было также холодильника. В общем, все казалось неопрятным и угнетающим, и очень тесно для четверых. К этому приходилось привыкать.
Пока новые соседи устраивались, Илья спросил.
– Парни, вы перед тем как поступить в этот институт, не писали ничего в «Подслушано», не спрашивали?
Они повернулись к нему и скептично ему ответили.
– Нет.
– Ну это даже хорошо.
«Блин, а ведь с ними не о чем разговаривать. Ладно, с одним уже все понятно. А вот что из себя другие два чмошника представляют – непонятно».
Неожиданно для всех открылась дверь и в комнату влетела, чуть ли не ворвалась студентка. Жила она в соседней комнате, четвертого курса, звали Ниной. Одета была просто: в белой майке, через которую просвечивался ее лифчик, в коротких голубых шортах и в шлепанцах, которые больше всего выделялись из всего ее наряда, они и выглядели ярче, и рисунки на них какие-то вызывающие, – все это не шло в совокупности с остальной ее ничем непримечательной одеждой.
Когда она вошла, сначала она посмотрела своим свирепым взглядом на новых студентов, что те аж подумали, что их пришли убивать. Но не найдя среди них виновника, она резко повернула голову в сторону – так, что ее каре черных волос при повороте забавно прыгало, отчего она выглядела еще агрессивнее и в то же время проявлялась какая-то детская непринужденность. Увидев своего обидчика, казалось, что эта маленькая девчушка начнет крушить и ломать все и всякого, кто даже непричастен.
– Нинка, то, что ты ищешь, уже не в моей власти.
– А ну верни, падла!
– Блин, Нинка, – заулыбавшись, словно его взбодрило, он сказал, – когда ты так злишься, так и хочется тебя расцеловать.
– Я тебе щас все тут разнесу!
– Этот весь хлам? Да ты ж к нему не притронешься своими бережливыми ручонками. Оставь это. Смерть за тебя все это сделает.
– Так, где мои щипчики для ногтей?
– Не знаю, наверное, уже по всей общаге гуляют, я же сказал, что они уже не в моей власти.
– Придурок! Как я теперь должна их себе вернуть?
– Никак. Эх, Нинка, как ты не понимаешь, нету такого понятия «мои вещи». Они должны принадлежать всем. Здесь нету собственности. Ничего нам не принадлежит. Даже наша жизнь.
– Давай тогда я у тебя что-нибудь заберу. Как тебе понравится?
– Да пожалуйста, бери мои носки нестиранные неделю.
– Не смешно! Что мне делать?
– Узбогойся, они тебе сами вернутся.
– Здесь никогда вещи не возвращаются людям!
– Тогда смирись и радуйся, что кому-то они пригодились.
– Еще чего! Короче, ты мне теперь должен щипчики!
– Ну лан. Нинка, еще такой вопрос.
– Что тебе? – все еще сердясь на него.
– А ты меня хочешь?
– Да пошел ты, у меня парень вообще-то есть, – сморщив брови, уже начинала уходить.
– В смысле парень? Нинка, ты че, охренела?
– Чей-то я охренела? – вытянула она шею и выпучила на него глаза, уперев руки в бока.
– Я как-то не помню, чтобы я давал на это разрешение.
– Да кто ты такой, чтобы я у тебя спрашивала? Тебя это не касается!