Что мне думать завтра
Шрифт:
Откуда эта вера, что словом можно воздействовать на этот виртуальный образ? Или, если хотите, девушку. Но пока так нельзя сказать. Можно сказать, что человечество упорно этим и занимается. Гадает. Пытается гадать.
По ту сторону экрана девушка подбегает к своему компьютеру, резко выходя из образа обольстительной танцовщицы, пристально всматриваясь в экран, и торопливо водит «мышкой», после чего трансляция обрывается на этом.
До конца не убедившись, что трансляция выключена, на что она надеялась, но проверить она не успела, так как ею овладело довлеющее какое-то вакуумное ощущение, от которого ей захотелось упасть навзничь на кровать и постоянно трогать себя,
Пока не поздно она вскочила с кровати и побежала к зеркалу, в котором всячески стала собой любоваться, своим телом. Сначала повернется так, потом так повернется – со всех сторон себя рассмотрит. Потреплет свои волосы, на что-то обратит пристальное внимание. Вообще, ее внешность ей самой не нравилась, вернее, она к себе была слишком самокритична, но сейчас она с уверенностью могла сказать себе, что она похорошела.
Но чем дольше она так стояла и смотрела на себя, тем меньше ей хотелось видеть свое отражение. Это отражение слишком навязчиво демонстрировало ей то, чем она только что любовалась, но очнувшись, она заметила. И ей не хотелось признавать в себе это. Она отвернулась, как мы отворачиваемся, когда слишком долго смотрим на чужого нам человека, и в один момент он обнаруживает наш взгляд на себе.
Тогда она подошла и села за компьютер, поджав под себя ноги. И что-то стала искать в интернете. Она открыла канал блогера, на которого не была подписана, но постоянно его смотрела. Ей как бы не хотелось первой делать шаг. Да и быть его подписчицей, привязывать себя к этому каналу ей не хотелось. А посматривать со стороны, что он там у себя делает, – это да.
Смотрела она не отрываясь, с чересчур любознательным взглядом, забыв о том, где находится. Он хоть и смотрел с экрана на нее и, вроде как, к ней обращался, но она не чувствовала этой стесняющей близости, и ей от этого было вполне уютно. А вот если бы она была его подписчиком, она бы не смогла себе позволить даже открыть видео с ним.
Он рассказывал о кардинальном изменении хода жизни. Если человек появляется на свет, то в дальнейшем его жизнь будет протекать по такому сюжету: детский сад, школа, институт, армия (если мальчик), работа, пенсия, смерть. Он предлагал избавиться от такой схемы, от такой маршрутизации жизни. Это уже так унизительно жить. После чего тебя ждет смерть, от которой еще унизительнее кажется человек. Он мечтал о бессмертии. Единственное, что нужно будет оставить, это образование. Но и то он не видел это как школа или институт.
Также ругал институт семьи, где родители терпят друг друга, сами не понимают, зачем они все еще в браке, а ребенок в такой семье раб, который должен следовать чему-то, чему и его родители следуют (из-за чего и не расходятся), но никто так и не знает чему. Чистая вера.
И много чего другого он ругал. Он уверял, что в этом мире все не настоящее. Что весь мир прогнил. Невозможно жить. Нету любви, нету справедливости, нету свободы, нету ничего. Осталась формальная жизнь, подражающая свободной жизни.
Правда говоря, все его слова были лишь несбывшимися грезами. Хоть его видео и были насыщены этой молодостью, зажженной на какие-то надежды, перспективы, светлое будущее. Его слова пленяли, что у самих зрителей в головах возникала ободряющая картинка, что такое действительно возможно. Что-то живое, человеческое доносилось от него с экрана. И ты хочешь верить ему и в него. Видно, как он еле сдерживает в себе силы, как он горит, как этот жар охватывает все это цифровое пространство, за которое не может выйти. Но проблема была в том, что он не знал, что предложить взамен. Все же это не мешало зрителям восхищаться им.
Конкретно в этом видео, которое смотрела Марго, он вещал о том, что их поколению, а он был ее сверстник, нужно избавиться от чувства стыда, которое мешает им развиваться, мешает быть самим собой. А все потому, что взрослым нужно было как-то сдержать их, подрастающее поколение, удержать при себе. Поэтому они манипулировали, воздействуя на их совесть. Они всегда хотели пристыдить своих детей, если их нужно было остановить в чем-то. И это мучающее чувство совести постоянно мешает в каком-то важном для них выборе. Так, например, ему оно мешало, чтобы создать свой канал и все это доносить до зрителей. Просто нужно это преодолеть.
Услышав, как кто-то зашел в квартиру, Марго выключила звук на колонках, а затем закрыла и саму закладку с видео. Второпях надевая свою одежду, предусмотрительно проверив еще раз выключила ли она свою трансляцию. Хоть чат еще вращался, но медленно, трансляция была отключена. Но она не смотрела на время, когда отключала, отчего ей стало немного тревожно. И еще этот чей-то приход домой, и уже своим присутствием нарушал спокойствие. В голове у нее этот образ человека отпечатался как что-то неприятное.
Слыша, как разуваются, стало понятно, что следующим неизбежным намерением будет войти сюда. Из-за двери высунулась голова матери.
– Привет, как дела? – как всегда осматривая ее комнату, останавливая свой взгляд на экран монитора, в котором уже виден только рабочий стол.
– Чем занята?
– Ничем, – сложив руки на груди и уставившись на экран, Марго совсем не желала поддерживать этот разговор.
Ее всякий раз раздражало, когда кто-то без ее разрешения заходил в комнату, даже ее родные, и тем более когда они пытаются высмотреть, что же она такое смотрит в компьютере целыми днями.
– Скоро отец приедет.
– И что? – возразила дочь. – Почему это каждый раз какое-то событие?
– Я просто хочу сказать, чтобы ты привела себя в порядок.
– Что опять со мной не так?
– Ты же знаешь его и его порядки. Убери здесь все лишнее и надень что-нибудь поприличнее, чтобы скрыть свои татуировки.
– Да, да, я все поняла, а теперь уйди, – поторопила ее дочь и закрыла за ней дверь.
Подошла к кровати и упала на нее плашмя и задумалась:
«Как же действительно невозможно жить. Когда это уже кончится. Как это мучает меня – я что-то должна. Что во мне такого? Что я должна в себе такого беречь, что если потерять, то произойдет что-то ужасающее? И поэтому мне не в коем случае нельзя этого, нельзя того, нельзя всего. Как раз это и держит меня здесь взаперти. А я хочу свободы».