Что-нибудь эдакое
Шрифт:
— Можно воды? — проговорил он, как проговорил бы олень, ускользнувший от погони.
Полли куда-то убежала, а лорд Икенхем посмотрел на собрата-пэра с немалым интересом.
— Что-нибудь случилось?
— О да!
— Расскажите мне все.
— А Конни? Что я скажу Конни?
— О чем?
— Она будет очень сердиться.
— За что?
— Когда она сердится, жизни нет. Спасибо, моя дорогая.
Выпив воды, несчастный граф чуть-чуть приободрился.
— Помните, мой дорогой, я шел к сэру Родерику, это такой доктор. Моя сестра Констанс сказала, чтобы я его привез для Данстабла. Данстабл ломает мебель кочергой и швыряет яйца в садовников. Вот Конни и сказала, чтобы я привез доктора. А он не хочет!
— Ну и что? Вы же не виноваты. Он занят.
— Виноват! Он не занят! Это из-за меня!
— Да?
— Да. Он говорит, я его оскорбил.
— А вы оскорбили?
— Да.
— Как?
— Сперва я назвал его «Прыщ». Ему не понравилось.
— Не понимаю.
— Как вы думаете, кто этот Глоссоп? Мальчик из моей школы. Очень противный, важный и в прыщах. Я вхожу, а он говорит: «Давненько мы не виделись». А я говорю: «Э?», а он говорит: «Ты меня не помнишь?», и тут я говорю: «Ой, Прыщ!»
— Трогательная встреча.
— Он почему-то покраснел, опять стал важный и спрашивает: «В чем дело?» Я ему все рассказал, а он рассердился. Говорит: «Я занятой человек, какое мне дело до всяких свиней». Всяких свиней!
Лорд Эмсворт потемнел лицом. Рана еще не затянулась.
— Я ему сказал, чтоб не говорил глупостей. То-се, он совсем рассердился. Я как раз вспомнил, что он тогда объелся, его вырвало, а он обиделся. Позвонил лакею и говорит: «В жизни не приеду в ваш Бландинг!» Что же я скажу Конни?
Мартышка заметил в глазах дяди слишком знакомый блеск.
— Прекрасно, — сказал лорд Икенхем.
— Ужасно, мой дорогой!..
— Нет, прекрасно. Истинная удача. Я все вижу.
— Э?
— Ваш ясный ум схватит все мигом. Дело обстоит так: Полли нужно… Да, вы не знакомы? Мисс Полли Плум, единственная дочь Клода Плума-Пудинга. Лорд Эмсворт.
— Здравствуйте.
— Итак, Полли нужно попасть в ваш замок и охмурить Данстабла.
— Зачем?
— Чтобы он одобрил ее брак со своим племянником Рикки.
— А!
— Теперь все ясно. Завтра удобным поездом сэр Родерик Глоссоп едет в Бландинг со своей дочерью и секретарем.
Мартышка горестно хрюкнул. Лорд Икенхем мягко, но удивленно на него посмотрел:
— Неужели ты предпочтешь остаться в городе? Разве к тебе не может зайти Эрб?
— О!
— Вот именно. Затаись. Может быть, тебе больше нравится быть моим лакеем?
— Нет!
— Прекрасно. Итак, секретарь. Вы понимаете меня, Эмсворт?
— Нет, не понимаю, — признался девятый граф.
— Тогда повторим.
Он повторил, и в глазах лорда Эмсворта что-то засветилось.
— А! — сказал он. — О! Э! А вы сможете?..
— С этим справиться? Помилуйте! Вот Мартышка вам расскажет, как в прошлом году я перевоплощался с большим успехом в человека, подрезающего когти домашним птицам, мистера Роддиса и мистера Дж. Дж. Булстрода. Если бы потребовалось, я бы исполнил и роль попугая. По сравнению с этим мне предстоит детская игра. Когда вы возвращаетесь?
— Я бы хотел успеть на пятичасовой.
— Превосходно. Скажете сегодня вечером, что психиатр приедет завтра с секретарем, а вы пригласили еще и его очаровательную дочь. Какой поезд получше? 14.45? Замечательно. Даже ты, мой друг, не найдешь недостатков в моем плане.
— Найду, — отвечал Мартышка. — Все сразу провалится.
— Ничего подобного. Он пугает тебя, Полли.
— Да?
— Да. Не поддавайся. Позже ты поймешь, какой он мрачный, нерешительный человек. Одно слово — Гамлет. Тебе надо выпить, мой друг, — обратился он к Мартышке. — Пойдем пропустим рюмочку.
Глава VIII
Скорый 14.45 (Паддингтон — Маркет-Бландинг, первая остановка — Оксфорд) стоял у перрона с той воспитанной сдержанностью, которая отличает поезда на этом вокзале. Рядом с ним стояли лорд Икенхем и Мартышка, поджидая Полли Плум, опоздавшую уже на тридцать восемь минут.
Всякий, кто хотел бы узнать, чем отличается оптимист от пессимиста, почерпнул бы немало, взглянув на дядю и племянника. Бег времени не утешил Мартышку, и его подвижные черты явственно выражали тревогу. Как всегда, когда рок связывал его с главой семьи, он испытывал точно то же самое, что испытываешь, срываясь в бочке с Ниагарского водопада.
Глава же семьи лучился радостью. Сдвинув шляпу набекрень, он с удовольствием оглядывал вокзал.
— Когда нам, хэмпширцам, удается попасть в столицу, — говорил он, — мы приезжаем на Ватерлоо, где шум и гам, а общество — смешанное. Как умиротворяет изысканный покой Паддингтона, где царят досуг и безделье, все мужчины — с таксами, а женщины в хороших костюмах похожи на лошадей! Посмотри, к примеру, на субъекта в соседнем купе. Не иначе аристократ, возвращающийся к любимой охоте.
Упомянутый пассажир глядел из окна сквозь очки в стальной оправе. Мартышке он не понравился, и лорд Икенхем с укоризной на него посмотрел.
— Мартышка, Мартышка! — сказал он. — Где веселье? Где праздничный дух? Разве ты не любишь расточать сладость и свет? Помню, в Вэли-Филдз ты был душой общества.
— Если сладость и свет — это такие визиты…
— Тш-ш! — прервал его лорд Икенхем. — У вокзалов есть уши.
И он увел племянника подальше, любезно прося прощения у тех, на кого тот налетал. Один из этих людей, весьма почтенный, поглядел на изящного пэра, но все же не припомнил, кто он. Однако пэр ему кивнул.
— Кто это? — печально спросил Мартышка.