Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды
Шрифт:
Посвящение заняло несколько дней и проходило без перевода. Я пытался следить за ходом церемонии, как геше Даргье описывал ее нам перед тем, как мы покинули Дхарамсалу, но больше мое внимание привлекала бутанская семья рядом со мной в их пурпурно-полосатых кирах и гхо, мягких ботинках и экзотических головных уборах. Большую часть времени они болтали, спорили, смеялись, играли с детьми и чем-то перекусывали. На слова Далай-ламы, сидящего на драпированном парчой троне, они почти не обращали внимания. Для них это был карнавал, неожиданная возможность расслабиться и весело провести вместе время, а не строгий религиозный обряд. Только монахи в бордовых рясах в передних рядах и мрачные западные буддисты в задних рядах сидели неподвижно с плотно закрытыми глазами и, казалось, относились ко всему очень серьезно. В конце
Когда все закончилось, толпы паломников испарились, и Бодх-Гая вернулся к своей обычной вялой жизни. Я отправился в бирманскую вихару на краю деревни, где провел три недели, в тишине практикуя внимательность к телу и чувствам под руководством г-на Гоенки.
Я рад, что исповедую религию, в которой почитают дерево. Величественный фикус, чьи пышные ветви предоставляют тень всем, кто обходит храм Махабодхи по белой мраморной кладке под ним, не обращает внимания на паломнический бизнес, который разросся вокруг за последние годы. Он не возражает против того, что его огромный ствол обернут яркими атласными тканями, ветви увешаны молитвенными флагами, а опавшие листья собирают благочестивые дети. Под ветвями этого дерева – далекого потомка того, под которым сидел Готама – прошло множество людей: индуистские священники, использовавшие примыкающий храм в качестве святилища Шивы; археологи Раджа, которые вновь открыли храм в девятнадцатом веке; Анагарика Дхармапала, ланкийский реформатор, который поклялся возвратить дерево, храм и окружающие памятники буддистам; тысячи тибетцев, бежавших с Далай-ламой через горы в 1959 году; миллионы бывших индийских неприкасаемых, которые приняли буддизм, чтобы выйти из презираемой касты, и такие случайные западные новообращенные, как и я сам.
«Эту Дхамму, которую я постиг, – сказал Готама, описывая свое пробуждение под ветвями первого дерева – , трудно увидеть, она глубока, трудна для понимания, тиха и превосходна, не ограничивается мыслью, тонка, доступна лишь мудрым. Но люди полагаются на свое место: они находят удовольствие в своем месте и упиваются своим местом. Трудно таким людям увидеть эту основу: взаимообусловленность, зависимое происхождение.
Это описание человека, который отправился в странствие и достиг своего места назначения. То, что он нашел, было очень странным и незнакомым, трудно поддающимся концептуализации или выражению в словах. Но в то же время он понял, что другие должны испытать то же, что и он. Ибо осознанная им истина, «взаимообусловленность» – когда одни вещи дают начало другим вещам, – в определенном смысле довольно очевидна. Все знают, что семена дают начало растениям и яйца дают начало цыплятам. И все же он утверждал, что «зависимое происхождение» чрезвычайно трудно увидеть.
Осознанная Готамой истина, «взаимообусловленность» – когда одни вещи дают начало другим вещам, – в определенном смысле довольно очевидна. Все знают, что семена дают начало растениям и яйца дают начало цыплятам. И все же он утверждал, что «зависимое происхождение» чрезвычайно трудно увидеть
Почему? Потому что все люди не видят фундаментальной обусловленности своего существования, будучи ослепленными привязанностью к своему месту. Чье-либо место – это то, с чем человек наиболее сильно связан. Это основа, на которой возводится все строение личности. Она формируется, поскольку человек идентифицирует себя со своим физическим местонахождением и социальным положением, религиозными и политическими ценностями в силу инстинктивной убежденности в том, что он представляет собой индивидуальное эго.
Место – это то, на чем мы стоим и откуда высказываемся против того, что, как нам кажется, угрожает всему, что есть «мое». Это наше отношение к миру: оно охватывает все, что лежит по эту сторону границы между «я» и «ты». Привязанность к своему месту дарит ощущение постоянства и надежности посреди совсем непостоянного и ненадежного существования. Мы боимся потерять свое место, потому что для нас это означает, что все близкое и дорогое нам может быть уничтожено хаосом, бессмыслицей или безумием.
Все люди не видят фундаментальной обусловленности своего существования, будучи ослепленными привязанностью к своему месту. Чье-либо место – это то, с чем человек наиболее сильно связан. Это основа, на которой возводится все строение личности
Поиски Готамы привели его к отречению от всего, что привязывало его к своему месту: от своего царя, родины, социального положения, семьи, убеждений, представления о собственной самости (телесной или духовной), – но это не привело к психическому расстройству. Поскольку, отказавшись от своего места (ālауа), он достиг основы (tthāna). Но эта основа не походит на твердое основание места. Это зависимая, изменчивая, неопределенная, непредсказуемая, захватывающая и ужасающая основа, которая называется «жизнью». Жизнь – это безосновная основа: едва она появляется, как тут же исчезает только для того, чтобы обновить себя, но незамедлительно разрушиться и снова обратиться в ничто. Она бесконечно утекает, как река Гераклита, в которую нельзя вступить дважды. Если вы пытаетесь ухватить ее, она просачивается между вашими пальцами.
Поиски Готамы привели его к отречению от всего, что привязывало его к своему месту: от своего царя, родины, социального положения, семьи, убеждений, представления о собственной самости (телесной или духовной), – но это не привело к психическому расстройству. Поскольку, отказавшись от своего места (ālауа), он достиг основы (tthāna)
Жизнь – это безосновная основа: едва она появляется, как тут же исчезает только для того, чтобы обновить себя, но незамедлительно разрушиться и снова обратиться в ничто
Эта безосновная основа не есть отсутствие поддержки. Просто она поддерживает вас по-другому. Если место может связать вас и закрыть вас от всего окружающего, жизнь позволяет вам идти вперед и открывает вас навстречу миру. Она не останавливается ни на мгновение. Чтобы найти в ней поддержку, необходимо относиться к ней по-другому. Вместо того, чтобы крепко стоять на ногах и держаться обеими руками за свое привычное место ради чувства уверенности и безопасности, вы должны камнем броситься в ее мерцающий поток и плыть по ее течению, как быстрая рыба. Готама называл этот опыт «вступлением в поток»
Пробуждение Готамы означало радикальную смену мировоззрения, а не обретение некого высшего знания. Он не использовал слова знание и истина, чтобы описать его. Он говорил только об осознании обусловленной основы – взаимообусловленности, «зависимого происхождения», – которая до тех пор была скрыта его привязанностью ко всему постоянному. Хотя такое пробуждение обязано привести к переоценке того, что каждый «знает», само пробуждение не является познавательным актом. Это, прежде всего, экзистенциальная смена жизненных установок, радикальное изменение внутри себя и по отношению к другим людям и окружающему миру. Готама не получил готовые ответы на главные вопросы жизни, но теперь он мог ответить на них с совершенно новой точки зрения.
Жизнь позволяет вам идти вперед и открывает вас навстречу миру. Она не останавливается ни на мгновение. Вместо того, чтобы крепко стоять на ногах и держаться обеими руками за свое привычное место ради чувства уверенности и безопасности, вы должны камнем броситься в ее мерцающий поток и плыть по ее течению, как быстрая рыба. Готама называл этот опыт «вступлением в поток»
Чтобы строить жизнь на этой вечно движущейся основе, нужно, в первую очередь, прекратить быть зацикленным на том, что происходило в прошлом и что может произойти в будущем. Нужно более ярко переживать то, что происходит здесь и сейчас. Не нужно отрицать реальность прошлого и будущего. Но необходимо по-новому относиться к непостоянству и бренности жизни. Вместо того, чтобы тосковать о прошлом и мечтать о будущем, необходимо нынешний момент воспринимать как результат прошлого и причину будущего. Готама призывал не погружаться в вечное, мистическое здесь-и-сейчас, но решительно встречаться с обусловленным миром, который раскрывается перед нами каждое новое мгновение.